— И о Мурзакове успели немного, — сказал Варчук задумчиво. — Только я тебе, Юрик, пока ничего не расскажу. Дело закрыто, и шут с ним. Она мне еще не все объяснила, и я разобраться хочу. Проверить кое-что.

— Ты мне не доверяешь? — возмутился капитан.

— Ладно, только пообещай, что не станешь дрова ломать, — доказательств-то у нас все равно нет; компромата на Скорецкого тоже. Твой Димка ни слова против него не скажет.

— Это таки правда, — не смог не признать Сахалтуев.

— Поэтому все между нами.

— Обижаешь.

— Как-то не по себе. Как там говорилось? Во многая мудрости много печали…

— То есть — кто много знает, скоро состарится, — перевел капитан на удобопонятный язык.

В изложении майора история заняла совсем немного времени: минут десять, с перерывом на торжественное распитие рюмочки коньяку. Он попытался точно, сжато и без эмоций передать другу все, что ему удалось узнать сегодня вечером, и воздержаться при этом от комментариев.

— Конец света, — сказал Сахалтуев, когда Николай замолчал. — Ничего себе, сюжетец для криминального чтива. Но все совпадает.

— Да, — подтвердил Николай, — все совпадает, даже то, что она по определению знать не может.

— Хорошо, конечно, что Димка объявился так вовремя, — невпопад заметил капитан. — А то бы я ни за что не поверил. И как нам теперь со всей этой историей быть?

— С какой историей? — поднял бровь Николай. — Нет никакой истории. Это наше частное дело, никто нам ничего расследовать не поручал. Считай, это вообще беллетристика. Мало ли что пригрезится майскою ночью — кому утопленницы, кому — детективы. Завтра же кладу на стол рапорт, независимо от того, возьмет меня Бабченко или нет. Ты со мной?

— Я с тобой, — согласился капитан. — Кажется, пора круто менять жизнь. И кажется, мне это понемногу начинает нравиться.

Они помолчали немного, переваривая полученную информацию. И у того, и у другого голова раскалывалась от перенапряжения и избытка чувств.

— Послушай, — спросил вдруг Юрка, — а зачем она тебе все это рассказала? Могла просто послать ко всем чертям и была бы права. Даже если ты еще не все знаешь, если, как ты говоришь, она обещала позже объяснить все до последней буквы — не понимаю. Я бы не стал с нами откровенничать. Опасно. А вдруг мы подлецы, и это как раз тот самый случай, когда все сказанное вами может быть использовано против вас?

— Видишь ли, — пояснил Варчук, — она мне доверилась. И еще — она считает, что мы хорошие.

* * *

Владислав Витольдович без всякого видимого интереса просматривал утренние газеты. За его спиной горничная бесшумно накрывала на стол. Она служила у старика вот уже полгода, но все еще не могла привыкнуть к старомодным роскоши и великолепию, которыми он себя окружил: серебряные подносы, фарфоровая посуда, серебряные же столовые приборы — сегодня в охотничьем стиле: черенки ножей, ложек и вилок выполнены в виде звериных голов; огромный букет нарциссов в двустенной вазе эпохи Мин посреди стола.

До того как попасть к одноглазому, горничная, которую звали Милочкой, работала «помощницей по хозяйству» в доме у одного из известных депутатов. Он тоже был очень богат, и когда-то Милочка считала его эталоном изысканного вкуса, но теперь она очень четко ощущала разницу между нуворишем и потомственным аристократом.