* * *

Переодевшись, приведя себя в порядок и нанеся последний штрих — капельку духов «Коти» из маленького флакончика в виде торса Венеры Милосской, Татьяна снова включила мобильный и начала переговоры. Кто-то там, на другом конце, видимо, очень волновался.

— У меня все в порядке, — терпеливо втолковывала она. — Не беспокойся. Ну, вот же звоню… Послушай, мобильный нужен для того, чтобы я не искала автоматы по всему городу, а не в качестве короткого поводка — и мы уже об этом говорили. Да. Буду, через час, максимум — полтора. Целую, до встречи.

Высокий красавец с улыбкой и взглядом Шона Коннери, на котором костюм сидел как на выставочной модели, уныло посмотрел на мобильный, понимая, что с безответным аппаратом спорить бесполезно, и спрятал его в карман. Затем повернулся к своему собеседнику и сказал:

— Еще раз простите. Очень хотел вас познакомить, но, видимо, сегодня не судьба. Впрочем, жду вас на послезавтрашней вечеринке.

И крепко потряс Андрею протянутую руку.

* * *

— Исходил я из того, что ты сообщил, будто он перед смертью произнес единственное слово, слишком уж непривычное для нашего времени.

Вадим жестом приказал своему собеседнику замолчать. Он с нескрываемым удовольствием глядел, как плавится в специальной ложечке подожженный сахар, пропитанный абсентом; как тягучие капли медленно стекают в изумрудную жидкость. Затем проделал несколько хитрых манипуляций со специальным стаканчиком тяжелого литого стекла, и только потом с наслаждением выпил.

— Абсент, Петруша, — наставительно произнес он после долгой паузы, — не терпит небрежного и неаккуратного обращения. Его нельзя отдавать в чужие равнодушные руки, если ты желаешь сполна вкусить его радости.

Считались они с Петрушей ровесниками. Но если Вадим прекрасно выглядел, был дорого и со вкусом одет, подтянут и благоухал изысканным парфюмом, то Петруша являл собою его полную противоположность. Серый, невзрачный, какой-то неухоженный; в невразумительных потертых джинсах явно китайского производства и стоптанных пыльных ботинках не по сезону. Его видавшая виды рубашка потерлась на воротнике, сумка явно просилась на пенсию; и он чувствовал себя крайне неуютно в ресторане, где была назначена встреча. Его коробили презрительные взгляды официантов, которые даже не пытались скрыть, что этот клиент не вызывает у них никакого почтения.

— Плюнь и разотри, — посоветовал Вадим, перехвативший один такой взгляд. — Дураки они, что с них взять? А может, ты миллионер и у тебя в сумке куча денег, которые ты намеревался потратить именно в их заведении; а теперь вот обидишься и отправишься в другой ресторан? Но чтобы так мыслить, нужно прожить лет пятьдесят, дабы рефлекс закрепился в поколениях. Как с английским газоном, помнишь? «Как вам удалось добиться такой идеально ровной поверхности? — Очень просто: стричь и поливать. И так двести лет подряд». Ну, ты уже выбрал, что будешь заказывать?

— Тут все как-то слишком…

— Дорого? И на это плюнь. Не откажи себе в удовольствии разорить меня на сотню-другую. Я от этого не обеднею, и тебе приятно.

И Вадим повелительно кивнул официанту, ждавшему у барной стойки:

— Вот что, голубчик, принесите нам два стейка «Ацтека», один бифштекс по-татарски, салат ваш фирменный из черных креветок, суп из улиток — две порции, ну и всякой там зелени, овощей. Теперь главное. Водочки нам графинчик и две бутылочки кахетинского. Белое подадите под креветки и суп, а красное — к мясу. Впрочем, не мне вас учить. И еще — одну порцию осетра по-царски. Осетр у них тут знатный, а ты рыбу уважаешь, я помню, — пояснил он собеседнику.

— Ну спасибо, не ожидал.