Внимание сестер привлек черно-белый снимок, сделанный, судя по надписи, в середине тридцатых годов — высокий, статный молодой красавец обнимает за плечи очаровательного подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Лица у обоих благородной лепки, с тонкими римскими носами и ямочками на подбородках.

— Да, Липочка, — поведала Капа, вертя фотографию в руках. — Просто страшно представить, что этот монстр мог быть Таточкиным дедушкой. Сатанинская личность, хотя и хорош черт. Не могу не признать.

Липа недоуменно вскинула бровки:

— Какая разница — дедушка или прадедушка, если в ней все равно бурлит его кровь?

Капа кивнула, нехотя соглашаясь:

— Да, Таточка вся в него и в Ниту. От деда в ней ничего нет. И от родителей — ни капли. Прости Господи душу грешную, но я все время забываю, какие они были. Вот отболела по ним душа, и как стерли их… Даже страшно иногда делается.

— Это объяснимо, Капочка. Они не вписывались в нашу жизнь. Почти чужие люди. Не то что Лёся. Я никогда не удивлялась, что Нита предпочла Лёсю. И ты зря говоришь, что Таточка от него ничего не унаследовала. Леонтий был светлым, как солнышко. Разве его можно было не полюбить?

— Что верно, то верно, но, боюсь, расплачиваться за этот выбор придется нашей девочке.

Липа помолчала, а затем молвила твердо и убежденно:

— Она получила в наследство и неукротимую силу отца, и доброту сына. Она справится.

Капа добыла из кучи снимков фотографию повзрослевшего уже подростка и ласково провела по ней рукой:

— Бедный мальчик. Какая причудливая судьба ему досталась.

— Не бедный, а счастливый… — строго поправила ее Липа.

* * *

Когда Александр встретился с Тото в «Каффе», ничто в этой женщине не выдавало обуревавших ее чувств. Татьяна была весела, приветлива, собранна и спокойна. Будто это и не она вовсе час тому цвела от счастья, беседуя с Андреем Трояновским и осознавая, что влюблена в него без памяти.

Говоров хозяйским взглядом окинул ее стройную фигуру, столь привлекательную в строгом деловом костюме, оценил галстук ручной работы:

— Я тоже такой хочу.

— Будет тебе точно такой же, — пообещала Татьяна. — Кофе пить уважаешь?

— Один кофейничек и в темпе вальса, — сказал Александр. — Потом завезу тебя, куда скажешь, и помчусь по делам. День сегодня суматошный.

— У меня тоже.

— Надеюсь, ты за своими хлопотами не забыла, что у тебя через три недели выставка? — уточнил Говоров, и, к неудовольствию Татьяны, в его голосе мелькнули менторские нотки.

— Вовсе нет, — как можно приветливее откликнулась она, стараясь держать себя в руках.

— Три недели — маленький срок, — внушительно, как нерадивой секретарше, объяснил Говоров. — Ты и не заметишь, как они пролетят. А ничего не будет готово. Ты должна понимать, насколько важно для меня это мероприятие, насколько серьезно я к нему отношусь.

Татьяна, все еще прилагая усилия, чтобы не взорваться, кивнула:

— Милый, ты, конечно, будешь страшно удивлен, но и для меня эта выставка тоже имеет кое-какое значение.