Изменить размер шрифта - +
Любой ночной стук — и дневной тоже. Сегодняшнее происшествие не разрушит жизнь этого человека, но нанесет ей серьезный удар, так что она долго еще будет идти прихрамывая.

Фланнери это обожал. В четырех кварталах от своего дома он велел водителю свернуть и остановиться на обочине. Они были на Обере-Донауштрассе, рядом с Дунайским каналом. С того места, где они остановились, была видна его пенная вода.

Фланнери ткнул пальцем:

— Перейдешь этот мост. На той стороне есть стоянка такси. Или можешь поехать домой на метро. А теперь давай ключи и документы.

Водитель протянул руку, чтобы выключить зажигание, но остановился:

— А откуда мне знать…

Фланнери покачал головой:

— Ниоткуда. Придется поверить мне на слово, что этим все и закончится. Как только ты выйдешь из машины, тут всему и конец. Счастливчик.

— Но я даже не знаю, кто вы такой. Я вашего имени не знаю. — Голос водителя прозвучал тоскливо, ни дать ни взять скорбящая душа в поисках утешения.

Фланнери поднял голову и некоторое время сидел, глядя в потолок машины. Он раздумывал, не признаться ли этому дураку, кто он такой на самом деле, а потом подтвердить свои слова делом. Вот было бы здорово! Но этим многого не добьешься. Точнее, не добьешься того, к чему Фланнери стремился: длительного состояния неотвязной тоски.

— Любишь поговорки? — Он задал вопрос, по-прежнему глядя в потолок. Но краем глаза видел, как подозрительно уставился на него водитель, точно ожидая нового подвоха.

— Поговорки? Понятия не имею. А при чем они здесь?

Голос его выдал; запальчивый, нетерпеливый тон сразу сказал Фланнери, с кем он имеет дело. Это был голос испорченного ребенка, который садится людям на голову, когда может; поверхностный эгоист, которому часто везло и который привык принимать это везение за следствие собственного таланта и необыкновенной проницательности. Который твердо верил в то, что его интересы важнее интересов других людей. Но сейчас в нем сохранили твердость лишь несколько монет в карманах его штанов.

— Послушай-ка вот эту — очень подходящая: «Если набрал полный рот слишком горячего супа, что дальше ни делай, все пойдет вкось». Великолепно, правда? — И Фланнери просиял, точно ребенок, увидевший начало любимой телепрограммы.

Водитель молчал. Его глаза были пусты.

Не важно. Фланнери спешил на свидание к Лени; хватит тут возиться. Сунув руку себе под зад, он извлек оттуда бумажник и мобильный телефон водителя. Тот протянул за ними руку.

— Нет. Не сейчас. — Фланнери поднес телефон к носу и начал набирать на нем цифры.

— Что вы делаете?

— Звоню в полицию. Знаете, как они повеселятся? Вы проехали на красный свет, сбили пешехода на переходе, а потом скрылись с места преступления — вашего преступления — вместе с жертвой. Сейчас я скажу им, где мы, и пусть едут нас забирать. МНЕ БОЛЬНО! МНЕ НУЖНО В БОЛЬНИЦУ! МНЕ БОЛЬНО!

Когда Фланнери кончил вопить, настало потрясенное молчание. Телефон был достаточно близко от водителя, и он услышал, как на том конце кто-то ответил:

— Polizei.

Выхватив у Фланнери телефон и судорожно шаря но кнопкам, он кое-как его выключил.

— Дайте мне мой бумажник.

Получив его, он вытащил из внутреннего отделения прозрачный пакет. В нем были все необходимые бумаги на машину. Ему хотелось задавать вопросы. Ему нужны были заверения в том, что весь этот ужас не выйдет за пределы сегодняшнего дня, этой минуты. Ему так много было нужно, но он знал, что не получит ничего, потому что… Когда он в последний раз решил проехать на красный, то набрал полный рот слишком горячего супа. Он сам во всем виноват. Так какой у него может быть выбор? Теперь он понял, зачем этот бугай вспомнил ту пословицу — потому что она тут как раз к месту.

Быстрый переход