В 18 м веке, кстати, еще хуже было. Пытаешься расплатиться с извозчиком золотой монетой, а тот цап тебя за рукав и ну орать «Фальшивомонетчика поймал!» Щедрость-то всегда кажется подозрительной.
— Такими темпами мы никогда до этой вашей мисс Маллинз не доберемся, — буркнул Уолтер, который все еще дулся из-за кошелька. И когда только вампир успел его вытащить?
— Да ладно, у мисс Маллинз допоздна открыто. Если только она не возится с архивом. Тогда ее точно не дозовешься.
— А я-то думал, что у нее своя аптека. Ну или какой там у вас эквивалент аптеки.
Уолтеру представились круглые коробочки, полные выколотых глаз вместо пилюль. И ступка из человеческого черепа. И три шекспировские ведьмы, которые помешивают зелье в подсобном помещении.
Фанни расхохотался.
— Неужели вы решили, будто мисс Маллинз вампир? Она ведь ирландка! Наш Мастер никогда не потерпит ирландского вампира поблизости, сразу решит, что тот шпионить приехал. У нас с этим делом строго, — великодержавная гордость засияла на его челе. — Пусть сидят на своем островке и не рыпаются. А мисс Маллинз в наши дела не лезет, так что пусть себе живет. Хотя ее попробуй выгони. А снадобья — это ее хобби, в придачу к основной профессии.
— Так она архивариус? — разочаровалась Берта. От одной мысли о пыльных документах у нее клыки ныли.
— В некотором роде. Она изучает родословные.
Всю оставшуюся дорогу они прошли в молчании. Мистер Стивенс хотел завести беседу с немертвой знакомой, но дальше чем «Ну как все вообще?» не продвинулся. Спрашивать про Гизелу постеснялся. Вдруг ляпнет что-нибудь бестактное, а Берта обидится.
Не то что бы Уолтер был не сведущ в том виде отношений, в котором состояли две вампирши. Вернувшись в Англию, он проштудировал литературу, посвященную столь тесной женской дружбе. Другое дело, что книги на эту тему не стояли на полках, а хранились под прилавком, а букинисты неизменно подмигивали, когда протягивали их озадаченному покупателю. После «Объятий в Будуаре» Уолтер расстегнул воротник, что пришлось весьма кстати, потому что отложив «Трепет Одалисок,» он вылил себе за шиворот графин воды, а на середине «Строгой Гувернантки» в кабинет ворвалась Эвике и предложила вызвать доктора. Уж слишком странно Уолтер дышал. И хотя он поспешно захлопнул книгу, жена успела разглядеть гравюру, на которой горничная и молодая госпожа активно перевоплощали классовую ненависть в классовую любовь. Покрутив картинку так и эдак, Эвике заявила, что таких извращений за всю жизнь не видывала. Это ж надо выдумать, у служанки платье выше колена и туфли на каблуках! Ну и как прикажете в такой одежке золу из камина выметать?
После столь тонких исследований женской психологии, Уолтер вообще не представлял, о чем можно разговаривать с Бертой Штайнберг. Нет, ну правда! Не о различных же способах использования кальяна, шелковых чулок и коробки с мятными драже!
Впрочем, Берта и не набивалась ему в собеседницы. Сама она тоже была смущена. Разве что спросить про здоровье жены, про будущего ребенка? Но Уолтер заподозрит, что она не просто так спрашивает, а с умыслом. Как ни крути, слова «нечисть» и «человеческий младенец» не принадлежат к одному семантическому полю. А если и попадут туда, то воображение поневоле добавит еще кое-какие атрибуты. К примеру, черные балахоны, обагренный кровью алтарь, колюще-режущие предметы…
Лучше промолчать.
— Нам сюда! — воскликнул Фанни и указал на магазинчик, из тех, что состоят из самой лавки, крошечной гостиной в задней комнате, и спальни хозяев наверху. Вот только над дверью не болталось никакого опознавательного знака.
— А почему вывески нет? — удивился Уолтер.
Вампир захихикал.
— Тьма всемогущая, как вы это себе представляете?! Разве что повесить над дверью мертвого ирландца? А мысль! Расскажу его сиятельству, он от радости взвоет. |