– С дыма по казаку, – сказал он, тут только представив, какое бессчётное множество люда со всей Руси пойдёт в его войско, если он станет сбирать по человеку с дыма».

Впоследствии, конечно, все уверяли, что их забрали насильно, винились, каялись, присягали; но, судя по тому, как легко в конце осени правительственные войска расправлялись с огромными массами мятежников, похоже, что очень многих (а может, и подавляющее большинство) разинцы действительно забирали по разнарядке. Из цитировавшейся отписки воеводы Бутурлина про жителей Уренска: «Да им жа де велено быть к 9 сентября в Синбирск к вору к Стеньке Разину со всякой деревни по 2 человека... А хто де пойдёт, и тем охотником велели от себя сказывать жалованья по 5 ти рублёв да по зипуну». А кто не пойдёт – «тех людей порубит всех на голову». Вот только был ли в такой мобилизации смысл?

Но пока, в октябре, скорой расправой как будто и не пахло. Наживин:

«Весь огромный край от Волги до Оки горел. На севере восстание перебросилось за Волгу и докатилось до самого Белого моря, до Соловков. Бурлила вся Малороссия. Хватали людей на улицах Москвы и в украинном Смоленске. Москва ахала: неложно, белый свет переменяется!..»

Владимир Бровко : «Владения Разина к октябрю 1670 года превышали размеры любой европейской державы. Под именем Разина были огромные территории: вся Волга, всё Заволжье, около 20 городов в Междуречье, часть Слободской Украины, десятки километров к северу от Казани и Нижнего Новгорода, за спиной восстания лежал безопасный Урал... Это уже не было бунтом. Это было Нашествие».

Что было бы, если бы восстание увенчалось успехом? М. Инсаров: «Победи оно само по себе, при опоре на казаков, крестьян и инородцев, скорее всего (если не вдаваться в историческую фантастику) при тогдашнем уровне развития производительных сил последовал бы новый круг феодализации (как последовал он после победы восстания крестьян на Украине в 1648 году). Но если бы разинцев поддержали московские стрельцы и посадские люди, а также посадские люди других крупных городов России (Пскова, например), не исключена была бы раннебуржуазная революция (как в Чехии в 15 веке, когда движение крестьянства и мелкого рыцарства соединилось с движением городов), и вся дальнейшая история России пошла бы совершенно по иному». Чёрт с ними, с Симбирском и Казанью: чем столичнее город – тем сильнее в нём оппозиционные настроения... Анонимное «Сообщение...»: «В самой Москве люди открыто восхваляли Стеньку, полагая, что ищет он общего блага и свободы для народа. По той причине принуждён был великий государь учинить примерную казнь нескольким смутьянам, дабы устрашить остальных. Человек один, уже в летах, будучи спрошен, что надобно делать, ежели Стенька подступит к стенам города Москвы, ответствовал, что надобно выйти ему навстречу с хлебом солью, а это, как известно, является в России знаком дружелюбия и приязни. Человек тот был схвачен и повешен».

Никто ничего толком не знал, не понимал, писали и болтали разное, Москва была то ли в ужасе, то ли в радости; царь в грамоте от 26 октября (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 171) был вынужден опровергать «прелесные письма» – «будто сын наш государев, благоверный царевич и великий князь Алексей Алексеевич... ныне жив и будто по нашему государеву указу идёт с низу Волгою х Казани и под Москву для того, чтоб побита на Москве и в городех бояр наших, и думных и ближних и приказных людей, и дворян и детей боярских, и стрельцов, и всякого чину служилых и торговых людей, будто за измену» – так вот, всё это неправда...

Иностранные корреспонденты отписывали своим читателям, надо думать, не без ехидства. Рижская «Газета», 25 сентября: «Волнения в Московии с каждым днём усиливаются. Мятежники, захватив Астрахань, взяли также Казань и многие другие важные города.