С другой стороны, он в этом случае тоже заметит, что Серафим излагает свою легенду. И может предпринять адекватные действия.
Если же шофер ничего не знает, то расспросы не вызовут у него никакого подозрения, и ненатуральности в словах Серафима он тоже не заметит — для него все будет выглядеть правдоподобно.
Конечно, лучше бы Введенскому самому задавать вопросы и выслушивать ответы — однако он не хотел засветиться раньше времени.
Он прекрасно сознавал, что подвергает шестнадцатилетнего мальчика серьезной опасности — даже несмотря на три дня успешных тренировок.
Но Введенский придерживался философии тентай-де, которая, в числе прочего, учит: «Ничего не добьется тот, кто хочет получить слишком много, приложив к этому слишком мало усилий».
А еще она учит: «Никто не сделает за тебя то, что должен и можешь сделать только ты сам».
Это кажется аксиомой, банальной и не нуждающейся в повторении — но как часто люди пренебрегают ею.
Когда Серафим во время первой встречи с Введенским плакался ему в жилетку, жалуясь на нерасторопность милиции и ее нежелание искать бедную Настю, Борис сразу вспомнил эти слова — но промолчал.
Он сказал это позже, во время второй встречи, когда Серафим удивился, почему на роль помощника частный детектив выбрал именно его — нервного, слабого и неуклюжего.
— Никто не сделает за тебя то, что можешь и должен сделать только ты сам, — процитировал тогда Введенский кодекс тентай-де.
И прибавил к этому еще одну тентайскую аксиому:
— Победу приносит не сила мускулов, не острота меча, не мощь оружия. Победу приносит вера в себя.
У вас есть план, мистер Фикс?
— А там большой шишка живет, — просто и натурально сообщил Иван Петрович Сидоров, когда Серафим, стараясь быть естественным, задал свой главный вопрос — почему так строго охраняют территорию, где раньше был пионерлагерь «Бригантина».
Иван Петрович так и сказал: «большой шишка». И добавил:
— Плутонов фамилия, может, слышал?
Фамилию он произнес с четко артикулированным «у» в первом слоге. И доверительно продолжил:
— Это, наверное, плут потому что. Или плут, потому что фамилия такая.
— А колючая проволока зачем?
— Проволока это еще что. Там охраны понатыкано, куда ни плюнь. Как тридцать три богатыря все равно.
— Тридцать три человека что ли?
— А черт его батька знает. Кто их считал? Видимо-невидимо. Приезжаешь — один сразу в кабину садится. А другие вдоль дороги стоят, как мертвые с косами.
— У них там что, секреты какие-то?
— Да какие секреты… Шишку этого кильнуть хотят — вот и все секреты.
— Что сделать хотят?
— Кильнуть. Ну, что киллеры делают.
Слово «киллеры» он произнес с одним «л».
— Убить что ли? — решил все-таки уточнить Серафим.
— Ну а то.
Мужику было лет сорок, и в речи его словечки из современных жаргонов — молодежного и уголовного — соседствовали с выражениями прошлых лет. Например, шестнадцатилетнего Серафима Иван Петрович неизменно называл «стариком», что у нынешней молодежи как-то не принято.
А еще Иван Петрович не курил и, как следствие, не лазил в карман за сигаретами. И вообще не делал никаких подозрительных движений — только без умолку трепал языком.
Серафиму этот мужик понравился. И надо заметить, он не проявил ни малейшей напряженности, когда Серафим стал развивать идею о том, что хороший киллер может проникнуть куда угодно, если ему хорошо заплатить. |