Карло смотрел на гипсовую повязку на своей руке.

— Ну вот, теперь не смогу делать уроки.

Они сидели в баре, который оба давно любили: Пэйджит за то, что там хорошо готовили, и за белые скатерти, напоминавшие старый Сан-Франциско, Карло — за чизбургеры. Пэйджит потягивал мартини.

— Но читать-то ты сможешь. Переворачивать страницы можно и левой рукой.

Карло слегка усмехнулся:

— Посочувствовал, ничего не скажешь.

— Когда тебя действительно покалечат, Карло, тогда и вернемся к вопросу об уроках. — Пэйджит кивнул на пустую тарелку Карло. — Я думал, ты быстрее справишься.

— Я действительно был голоден. Но травматологическое отделение незабываемо.

Так оно и было. За два часа, что они провели в ожидании, перед их глазами прошли впечатляющие последствия городских трагедий: женщина с лицом, превратившимся в сплошной синяк, и с заплывшим глазом, почтенный джентльмен, избитый на улице до потери сознания, молодой латиноамериканец с огнестрельным ранением. Пэйджит решил, что его подстрелили в разборке торговцев наркотиками. Они с Карло смотрели на весь этот ужас молча — травмопункт определенно был не тем местом, где можно было поговорить. Измотанный врач посмотрел наконец рентгеновский снимок мальчика, наложил гипс, сказал, чтобы он пришел к нему через две недели, и отпустил их в ночь. Они еще находились в шоке от травмопункта, говорили мало, о чем-то незначащем, о Марии не сказали ни слова. Их короткие фразы о травме Карло были скорее реакцией на происшествие, чем беседой.

Сейчас они снова погрузились в молчание. Но, кажется, ни тот, ни другой не спешили уходить из этого бара. Может быть, подумал Пэйджит, поспеши они домой — сразу будет заметно, что им неловко друг с другом, и, кроме того, дома они будут ближе к ожидающему их завтра решению судьи. О чем сейчас думает Кэролайн Мастерс? Или Мария Карелли?

Он заказал себе кофе и десерт для Карло. Мальчик, оглядывая бар, крутил в руке ложку, явно не зная, с чего начать. Это действовало на Пэйджита угнетающе.

Карло смотрел на ложку. Не поднимая глаз, сказал:

— Ты сегодня был великолепен. То, что ты сделал для нее, просто замечательно.

— Честно говоря, Карло, я и сам не знаю, для кого я это делал. — Пэйджит помолчал. — Помнишь тот первый вечер, когда ты сказал, что я не должен заниматься этим случаем?

— У-гу. Я думал, что ты не веришь ей.

— Я сожалею об этом. Но я сделал все, что мог.

— Знаю. Я же был там.

Пэйджит взглянул ему в глаза:

— Прошлым вечером было сказано немало нелицеприятного. В том числе и тобой.

На мгновение Карло отвел взгляд. Но тут же твердо посмотрел на Пэйджита:

— Раньше я всегда мог рассчитывать на тебя.

— Я не робот, Карло. А это значит: как и ты, я способен на переживания.

— Но ты был готов бросить ее. — Карло помолчал, затрудняясь с объяснением. — Дело было не в ней — в тебе. Если я не могу рассчитывать на то, что ты останешься верен себе, как я могу на тебя вообще рассчитывать?

— Ты считаешь, что был справедлив?

— Нет. Я был сердит. — Карло ненадолго задумался. — А ты думаешь, ты был справедлив?

— Нет. Но полагаю, что заслуживаю права на ошибку. — Пэйджит подался вперед. — Это очень тяжелый для меня случай, по причинам, которых тебе не понять. Но никогда не было у меня такого желания, чтобы ты рос без матери. Все, что я хотел для тебя, — чтобы ты был счастлив и спокоен.

Карло взглянул на него открытым взглядом.

— Я всегда и был таким, — тихо вымолвил он.