Те трое продолжали свой странный разговор, но Конан никак не мог найти объяснения тому, что происходило у него перед глазами. Настоящий ли это человек? Демон? Бог? Кто бы это ни был, но у Конана по спине бегали мурашки, однако он не чувствовал отвращения, которое всегда охватывало его в присутствии черной магии.
Чувствуя, что здесь он больше ничего не узнает, Конан прокрался назад и выбрался из храма. Луна высоко взошла, и вдали он видел пастушеские костры. Конан задержался у их собственного костра, взял бурдюк, оставленный кем-то из гирканийцев. Перекинув бурдюк через плечо, он пошел к ближайшему пастушескому костру. Проходя по полю, Конан услышал, что кто-то крадется параллельно его пути, и легкий ветерок донес до его ноздрей запах волка. Это ничуть не взволновало киммерийца. Ни один волк не станет нападать на человека, когда вокруг столько овец и телят.
Когда на него упал свет костра, пастухи вскрикнули и похватали копья, вскакивая на ноги.
— Кто ты? — спросил седобородый пастух, одетый в грубые шкуры.
Вместе с ним были молодой человек и мальчик лет двенадцати. Копье в руках у мальчишки слегка дрожало, но мужчины держали свое оружие твердо, лица их были суровы. Конаи в юности тоже был пастухом и знал, что эта работа не для трусливых, тем более там, где водится множество волков, медведей и львов.
— Друг, — ответил Конан, подняв бурдюк. — Я остановился с товарищами у старого храма.
— Значит, ты один из тех дураков, — сказал молодой человек.
Убедившись в том, что Конан один, пастухи опустили оружие.
— Дураков? Почему?
Пастух постарше взял предложенный бурдюк:
— Садись к нашему костру. Он сказал так, потому что вы разбили лагерь в проклятом месте.
Вокруг обложенного камнями костра лежали бревна, и трое пастухов сели на одном из них, в то время как Конан сел напротив.
— Я тоже так подумал. Там высокая трава и много воды. Такое редко встретишь на пастбищах…
— Да, — сказал молодой человек. — Место притягательное. Но мы не ходим туда.
Каждый по очереди выпил из бурдюка, и мальчик отдал его Конану. Он выпил вина и передал бурдюк бородатому пастуху.
— Каким образом вы не даете скоту забредать в ту траву? Я не видел забора.
— Нам не нужно удерживать их, — сказал седобородый мужчина, — поскольку животных даже не загнать туда.
— Это правда, — подтвердил молодой человек. — Коровы и овцы съедают траву в пятистах шагах от проклятого храма, но даже не ущипнут травинки дальше этой черты. Посмотри на это место при дневном свете, незнакомец. Высокая трава образует правильный квадрат с прямыми сторонами, будто их наметил строитель, протянув веревку между двух колышков.
— Как это получилось? — спросил киммериец.
— Говорят, — начал рассказывать седобородый пастух, — что Ардубал Девятый, великий царь, правивший на Заморе много-много лет назад, оскорбил богов стремлением к колдовскому знанию. В этом храме он совершал чудовищные ритуалы. В одну ночь на вершине своей славы Ардубал принес в жертву на алтарь этого храма тысячу человек, немедийских пленников. Боги, разгневанные такой мерзостью, разрушили храм, погубили царя и прокляли это место. Замора пала перед Немедией, и целое поколение выросло под немедийским игом.
— Да, так говорят, — сказал молодой человек.
Мальчик, от которого Конан еще не слышал ни слова, кивнул.
Рассказ не удовлетворил киммерийца, но он был уверен, что пастухи большего рассказать ему не смогут. Когда бурдюк опустел, Конан возвратился в лагерь и лег, завернувшись в одеяло, чтобы спать. Какой бы она ни была проклятой, но на этой мягкой упругой траве спать очень удобно. |