|
Первой была ее ненависть к этому существу – она сидела глубоко и прочно; другая же воплощала в себе совершенно новое восприятие девушкой того безграничного зла, которое в данный момент ее окружало. Сюда входило и то ужасное место, где она оказалась, и сами эти полузвери, не имевшие понятия ни о любви, ни о нежности, знавшие лишь жуткую смерть, свои вечно неутолимые аппетиты и вовлекавшие всех оказывавшихся в их власти людей в тот же порочный, черный круг саморазрушения. Мысленно она в очередной раз увидела заполненную трупами ночь; дом, ставший мрачным некрополем странных мертвых детей, ее собственных друзей и родной сестры, которую она так любила; и вот теперь эту жуткую, омерзительную конуру, которой суждено было стать последним в ее жизни пристанищем. Что бы она сейчас ни сделала, что бы ни случилось, все это уже не имело никакого значения. Ник так и не отыщет ее. Да и никому это не удастся. И то, что она должна сделать сейчас, было продиктовано ей с самого начала, с того самого момента, когда она только увидела смерть своей сестры. В сущности, все это было очень даже просто.
Тощий наконец достиг оргазма, тогда как Марджи терпеливо ждала того момента, когда первая теплая струя его выделений ударит ей в заднюю часть неба. Если бы она верила в Бога, то в тот момент была бы безмерно благодарна Ему – ведь она сама молила Его о малейшем, крохотном моменте власти над этим существом, и Он даровал ей его. Марджи закрыла глаза и почувствовала, как ненависть сжимает ее челюсти, словно тугой кулак. Конечно, это не убийство, – подумала она, судорожно сжимая зубы, – но сгодится и это. А уже через мгновение она вскочила на ноги, чувствуя, как ее ноги и обнаженные бедра захлестнула теплая струя крови тощего, тогда как сам он дико завизжал и, выпустив ее волосы, принялся зажимать ладонями стремительно исторгающийся поток красной жидкости. Он выл, как раненый зверь, и Марджи наслаждалась звуками его голоса. Ей было приятно ощущать медленно остывающую влагу, густо покрывшую ее бедра... И вот она поймала себя на мысли о том, как с искаженным от дикой ярости ртом мчится ко входу в пещеру, не обращая никакого внимания ни на женщин, которые словно из-под земли возникли перед ней; пытаясь схватить ее, ни тем более на лысого громилу, который, похоже, слишком ослабел от собственной кровопотери, чтобы хоть как-то задержать ее. В безудержной ярости Марджи разметала всех их по сторонам, а одного ребенка с такой силой толкнула на каменную стену пещеры, что его голова тут же треснула и раскололась как арбуз. Услышала она и свой собственный крик – это был дикий вопль торжествующего воина, ликующего при виде гибели своих врагов. А она и в самом деле радовалась, более того – пребывала в восторге оттого, что все же смогла причинить ощутимый вред своему мучителю и вырваться на свободу. Широко раскинув руки, она мчалась к выходу, миновав костер, языки пламени которого на миг лизнули ее обнаженные голени, мимо всей этой получеловеческой мерзости и мусора, представители которого ошалело наблюдали за ее действиями. Марджи увидела промелькнувший впереди луч лунного света и устремилась туда, откуда доносился свежий аромат моря – и вот уже через какое-то мгновение он ударил ей в ноздри, пробившись через тягучую пелену дыма и смрада. А все-таки получилось, – торжествующе подумала она. – Все же я его достала! Она отдернула шкуру, закрывавшую вход в пещеру, и бросилась в расступившуюся перед ней темную ночь.
* * * Мужчина в красной рубахе медленно поднимался по тропе, ведущей к пещере, когда до него донеслись раздавшиеся изнутри крики, причем это были крики отнюдь не пленников – не того мальца или женщин, – а его собственных людей. Самым громким, при звуках которого он даже застыл на месте, был крик его брата. Ему еще никогда не доводилось слышать, чтобы кто-то кричал подобным образом, но голос брата он не спутал бы ни с каким другим. |
