Возившийся где-то у пояса мальчик вдруг с рычанием отпустил его (этот придурок грыз мой ремень! – изумленно подумал Ник) и тут же обхватил рукой его шею, тогда как другая рука с длинными, грязными ногтями пыталась дотянуться до глаз. Ник стукнул его револьвером, но парень, похоже, окончательно одурел от запаха свежей крови, и даже боль от удара не смогла остановить его. Снова вцепившись в Ника, мальчишка разодрал ему щеку, и тогда он ударил его еще раз и, застыв на месте, изумленно наблюдал за тем, как из раны на виске мальца потекла густая кровь. Несмотря на полученное увечье, маленький дикарь лишь встряхнулся, словно вылезший из воды пес, и снова ринулся в атаку.

В какое-то мгновение Ник подумал о том, что ему, судя по всему, придется все-таки добить этого парня, поскольку иначе его не остановишь. Чуть развернувшись, он принялся снова и снова охаживать его палкой, попадая по плечам, голове, лицу, однако мальчишка все так же продолжал цепляться за него даже после того, как Ник увидел, что обломанный край ключицы прорвал ему кожу и выступает наружу. Ник продолжал махать палкой почти вслепую, покуда парень не рухнул на пол пещеры с головой, которая скорее напоминала месиво из крови и слизи.

А затем наступила тишина, которая его даже обескуражила. Ведь оставались же и другие. Скольких он успел убить? Кажется, пятерых. А остальные? Еще один мужчина, две женщины. Или он что, всех женщин тоже порешил? Едва ли. Тишина окутала его, словно невидимая сеть. Он протер затуманенные дымом глаза, вглядываясь в пространство пещеры позади костра, и тут же увидел Марджи, пытающуюся подняться на локте. Сквозь пелену дыма он разглядел обнаженного подростка, который в полном одиночестве стоял в дверях клетки и смотрел в его сторону. А это еще кто такой? Ник был уверен в том, что мальчуган никак не мог принадлежать к этому дикому племени.

Затем он увидел тощего, изможденного мужчину, который, хватаясь за прутья клетки, пытался подняться на ноги. И этот тоже ранен? Но кто его ранил? Когда? Превозмогая боль от собственных увечий, Ник все же заметил, что тощий действительно истекает кровью и что пройдет немало времени, пока он снова сможет представлять какую-то опасность. Но остальные-то где?

Правое стекло в его очках разбилось, и Ник невольно поразился тому, что вообще каким-то образом сумел удержать их на носу. Поправив пальцем дужку, он огляделся, намереваясь увидеть, что творится у него за спиной. Никого. Ни единой души. Тогда он перевел взгляд на тело застреленного им мальчика – изуродованное и скрюченное рядом с очагом, – на рухнувшего рядом с ним лысого, полуголого громилу, на обоих детей, которых он до смерти забил, на черный труп, распластавшийся поверх костра. Мертвецы. Все до единого. Остальные же, словно повинуясь какому-то чуду, исчезли. В горле Ника что-то угрожающе забулькало, захрипело. Он повернулся к Марджи.

Трудно было даже определить, к какой ее части следовало прикоснуться в первую очередь. Все ее тело было покрыто кровью, причем – и Ник это сразу понял – в основном ее собственной. А она все так же пыталась принять сидячую позу.

– Нет, – негромко проговорил он, – лежи. Все кончено. Пожалуйста, не двигайся. Сейчас поищу, чем тебя можно накрыть, а потом подумаем, как будем выбираться отсюда.

Звук собственного голоса показался ему необычно тонким, почти писклявым; зубы лихорадочно стучали, а все тело била жуткая дрожь.

С трудом поднявшись, Ник обнаружил, что если не особо нагружать раненую ногу, то она все же помогала поддерживать равновесие. Поднял свою палку из плавника, потом револьвер – так, на всякий случай. Затем подошел к клетке и увидел, во что превратилась Лаура – ее останки были сложены у стены. Едва глянув на остекленевший глаз и зияющий черный рот, тут же отвернулся, с трудом сдержав позыв рвоты.

Тощий по-прежнему пытался встать на ноги, цепляясь за прутья клетки.