Равенна печально произнесла:

— Всем было бы лучше, если бы мои дети были бастардами.

— Весьма красноречивое утверждение. И как же ты теперь намереваешься исправить положение?

Вскочив в гневе, она бросила шитье на пол и вскричала:

— Шестнадцать лет назад, утверждая твое назначение в мою гвардию, я уже знала, что делаю ошибку!

— Возможно, — поклонился Томас. — Полагаю, ответ ограничится этим отвлекающим маневром, достойным восхищения, но не соответствующим твоему высокому уровню.

Коротко глянув на него, Равенна качнула головой и кислым голосом сказала:

— Будь у меня ответ, никакие отвлекающие маневры мне бы не потребовались. — И чуточку подумав, спросила: — А можно ли доверять Галену Дубеллу?

И так всегда, хоть стой и тверди ей, пока не состаришься. Томас потер переносицу — у него не впервые болела голова от Равенны, — но спокойно ответил:

— Думаю, да.

— В самом деле?

— Едва ли он знал, что Каде собирается явиться сюда. Тем не менее Дубелл весьма симпатизирует девушке, хотя найдутся люди, готовые принять это за тайный сговор. И оказаться в их числе для тебя — значит противоречить собственным интересам.

— Да, он нужен нам. Браун и его молодые ученики еще не годятся для серьезной работы. Чародеи, которых мы вызвали из Мыза и Лодуна, еще не прибыли в город. Это странно уже само по себе. Я прикажу, чтобы Ренье выслал новых гонцов. — Она умолкла, стоя спиной к нему. Стройный силуэт закрывал от Томаса пасть очага. — Я хочу, чтобы ты проследил за ней, Томас.

— Я уже догадался об этом, — сухо ответил он, — и принял кое-какие меры.

В дверь осторожно поскреблись, и Равенна раздраженным голосом воскликнула:

— Войдите!

Появился тот самый дворецкий, что раньше сбежал из солярия. Нервничая, он проговорил:

— Господин Верховный министр Авилер просит аудиенции, государыня.

— О, в самом деле? Ну что ж, похоже, что я как раз расположена к беседе с ним. Скажите ему, Сейсан, пусть войдет, и не думайте, что я не заметила вашего исчезновения. Постарайтесь не вводить подобную прыткость в привычку.

Дворецкий склонился:

— Да, миледи.

Когда слуга вышел, Томас произнес:

— При всей моей симпатии к Авилеру у меня бездна дел.

— Томас! — негромко окликнула его королева.

— Да. — Он остановился на половине пути к двери.

— Из всех, кого я знаю, лишь ты не питаешь ко мне ненависти, неприязни или страха… Уже только разговаривая с тобой, я испытываю благословенное облегчение; ты понимаешь это?

Верховный министр уже появился в дверях, и Томас, самым изысканным образом сняв с головы шляпу, поклонился ей со словами:

— Для меня это самая большая радость, государыня.

Для возвращения в казармы гвардии Томас выбрал колоссальную винтовую лестницу, два столетия назад выходившую в большой зал Старого Дворца, а теперь соединявшую крыло, в котором располагалась Большая Галерея с прежними оборонительными бастионами.

Посеревший от времени камень перил и центральную опорную колонну украшали ленты и полосы, заканчивавшиеся головами грифонов, львов и непонятных тварей, порожденных фантазией мастера. В лестничном колодце царил прохладный сумрак, разгонявшийся лампами, издалека доносились отголоски дворцовой жизни.

Томас подумал о том, чем может сейчас заниматься Гадена Каде, кудесница-фейри.

Впервые Каде воспользовалась собственной силой против двора в День Всех Святых десять лет назад. Его справляли в середине лета в канун Иванова дня: совмещая церковные и языческие праздники, священники добивались, чтобы на службы приходило больше людей.