Каде, повернувшаяся к нему спиной, отошла в другой конец комнаты, руки ее тряслись.
В наступившем молчании раздался притворный голос Равенны:
— Вы не сказали, какое соглашение предлагаете нам, дорогая.
Чуть ли не шепотом Каде ответила:
— Вы заставили меня пожалеть… — Она смолкла, тряхнув головой. — Есть земельный и дворцовый законы, мачеха. Земельный отдает предпочтение первородному ребенку по женской линии. Это Роланд. Но дворцовый решает дело в пользу первородного ребенка правящего государя. Это я. — Каде умолкла, наблюдая за ними… за их тревогой и молчанием, и пожала плечами. — Роланд уже приклеился задницей к трону. Это дает ему преимущество. И ваша сила, мачеха, основывается на земельном праве. Свое регентство вы подкрепили теми правами, которые оно предоставляет вам. Свою гвардию вы содержите, опираясь на те же традиции. — Она на мгновение посмотрела на Томаса, отвечавшего ей невозмутимым взглядом, и уверенно продолжила: — Ведь даже еще сейчас находятся такие, кто считает, что престол должен был принадлежать мне.
Не поднимая взгляда от вышивки, Равенна лукаво произнесла:
— Ты захотела стать королевой, милочка? Помню, в пятнадцать лет ты решительно отказалась. Плюнула на престол, объявила, что он грязен и тебе не нужен даже как подарок. Да, до сих пор находятся такие, кто охотно возвел бы тебя на трон — хотя бы на время, — пока не отыщется более управляемый кандидат.
— Но от них ни вам, ни мне вреда не было.
— Так что же ты предлагаешь, дорогая моя?
— Я подписываю формальное отречение от всех претензий на трон и любую собственность рода Фонтенон. Пусть ваши советники составят бумагу. — Она красноречиво указала в сторону короля. — И я даже перестану «угрожать» Роланду.
— И что ты хотела получить взамен?
Каде держала паузу, пока Равенна не удостоила ее взглядом:
— Свободу передвижения в своем родном доме.
— Это невозможно, — мгновенно охрипнув, буркнул Роланд.
— Едва ли, — возразила Каде.
— И что же повлекло за собой подобную перемену симпатий?
— У меня есть свои причины, и я ни в чем не нуждаюсь настолько, чтобы открыть их вам.
— Но почему, дорогая?
— Потому что я так хочу.
— Не слишком-то похоже на причину.
— Но вы сами всегда ограничивались подобными мотивами.
Можно похвалить за меткий выстрел, подумал Томас. В самое яблочко.
Руки Равенны замерли на ткани, она поглядела на Каде:
— Вы слишком мало знаете, чтобы судить меня, Екатерина.
— Разве? Вы всегда считали, что вправе судить меня. Простая взаимность.
— Вы молоды, вы ничего не знаете, а жизнь не признает справедливости.
— Я знаю достаточно, а жизнь такова, какой ты сама ее делаешь.
Наступило молчание. Равенна тихо произнесла:
— Но если вы здесь останетесь, вам придется соблюдать кое-какие условия…
— Никаких условий. Я же их не выдвигаю. — Каде улыбнулась. — Обычная справедливость.
Сама идея была настолько невероятной, что Томас даже не сразу понял, насколько серьезно рассматривает подобную возможность Равенна. Овладев собой, он почти прошептал:
— Не стоит этого делать, моя госпожа. Она слишком опасна.
— Весьма возможно, — согласилась Каде с праздной улыбкой, теребя прядь бледно-золотых волос.
Томас опустился на колено возле кресла Равенны так, чтобы видеть ее лицо:
— Не делайте этого. |