Ее присутствием согрета,

         Жизнь встрепенулася живей,

         И даже питерское лето

         Чуть не оттаяло при ней.

         При ней и старость молодела

         И опыт стал учеником,

         Она вертела, как хотела,

         Дипломатическим клубком.

         И самый дом наш будто ожил,

         Ее жилицею избрав,

         И нас уж менее тревожил

         Неугомонный телеграф.

         Но кратки все очарованья,

         Им не дано у нас гостить,

         И вот сошлись мы для прощанья, —

         Но долго, долго не забыть

         Нежданно-милых впечатлений,

         Те ямки розовых ланит,

         Ту негу стройную движений

         И стан, оправленный в магнит,

         Радушный смех и звучный голос,

         Полулукавый свет очей,

         И этот длинный тонкий волос,

         Едва доступный пальцам фей.

    Не позднее 1868

19-е февраля 1864

         И тихими последними шагами

         Он подошел к окну. День вечерел,

         И чистыми, как благодать, лучами

         На западе светился и горел.

         И вспомнил он годину обновленья —

         Великий день, новозаветный день, —

         И на лице его от умиленья

         Предсмертная вдруг озарилась тень.

         Два образа, заветные, родные,

         Что как святыню в сердце он носил,

         Предстали перед ним – царь и Россия,

         И от души он их благословил.

         Потом главой припал он к изголовью,

         Последняя свершалася борьба, —

         И сам спаситель отпустил с любовью

         Послушного и верного раба.

    Февраль 1864

«Не все душе болезненное снится…»

         Не все душе болезненное снится:

         Пришла весна – и небо прояснится[58 - Обращено к дочери Дарье в день ее рождения.