Но я

         себя

         смирял,

         становясь

         на горло

         собственной песне.

         Слушайте,

         товарищи потомки,

         агитатора,

         горлана-главаря.

         Заглуша

         поэзии потоки,

         я шагну

         через лирические томики,

         как живой

         с живыми говоря.

         Я к вам приду

         в коммунистическое далеко?

         не так,

         как песенно-есененный провитязь.

         Мой стих дойдёт

         через хребты веков

         и через головы

         поэтов и правительств.

         Мой стих дойдёт,

         но он дойдёт не так, —

         не как стрела

         в амурно-лировой охоте,

         не как доходит

         нумизмату стёршийся пятак

         и не как свет умерших звёзд доходит.

         Мой стих

         трудом

         громаду лет прорвёт

         и явится

         весомо,

         грубо,

         зримо,

         как в наши дни

         вошёл водопровод,

         сработанный

         ещё рабами Рима.

         В курганах книг,

         похоронивших стих,

         железки строк случайно обнаруживая,

         вы

         с уважением

         ощупывайте их,

         как старое,

         но грозное оружие.

         Я

         ухо

         словом

         не привык ласкать;

         ушку девическому

         в завиточках волоска

         с полупохабщины

         не разалеться тронуту.