И какою грандиозною, гармонирующею с тоном целого картиною заключается это стихотворение:

         Любил ты моря шум, молчанье синей степи —

         И мрачных гор зубчатые хребты…

         И, вкруг твоей могилы неизвестной.

         Всё, чем при жизни радовался ты,

         Судьба соединила так чудесно:

         Немая степь синеет, и венцом

         Серебряным Кавказ ее объемлет;

         Над морем он, нахмурясь, тихо дремлет,

         Как великан, склонившись над щитом,

         Рассказам волн кочующих внимая,

         А море Черное шумит не умолкая.

Вот истинно бесконечное и в мысли и в выражении; вот то, что в эстетике должно разуметь под именем высокого (sublime)…

Не выписываем чудной «Молитвы» (стр. 43), в которой поэт поручает Матери Божией, «теплой заступнице холодного мира», невинную деву. Кто бы ни была эта дева – возлюбленная ли сердца, или милая сестра – не в том дело; но сколько кроткой задушевности в тоне этого стихотворения, сколько нежности без всякой приторности; какое благоухание, теплое, женственное чувство! Все это трогает в голубиной натуре человека; но в духе мощном и гордом, в натуре львиной – все это больше, чем умилительно… Из каких богатых элементов составлена поэзия этого человека, какими разнообразными мотивами и звуками гремят и льются ее гармонии и мелодии! Вот пьеса, означенная рубрикою «1-е января»: читая ее, мы опять входим в совершенно новый мир, хотя и застаем в ней все ту же думу, то же сердце, словом – ту же личность, как и в прежних. Поэт говорит, как часто, при шуме пестрой толпы, среди мелькающих вокруг него бездушных лиц, – стянутых приличьем масок, когда холодных рук его с небрежною смелостью касаются давно бестрепетные руки модных красавиц, – как часто воскресают в нем старинные мечты, святые звуки погибших лет…

         И вижу я себя ребенком; и кругом

         Родные всё места: высокий барский дом

         И сад с разрушенной теплицей;

         Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,

         А за прудом село дымится – и встают

         Вдали туманы над полями.

         В аллею темную вхожу я; сквозь кусты

         Глядит вечерний луч, и желтые листы

         Шумят под робкими шагами.

Только у Пушкина можно найти такие картины в этом роде! Когда же, говорит он, шум людской толпы спугнет мою мечту,

         О, как мне хочется смутить веселость их,

         И дерзко бросить им в глаза железный стих

         Облитый горечью и злостью!..

Если бы не все стихотворения Лермонтова были одинаково лучшие, то это мы назвали бы одним из лучших.

«Журналист, читатель и писатель» напоминает и идеею, и формою, и художественным достоинством «Разговор книгопродавца с поэтом» Пушкина.