|
Милькеев, если только принадлежит он к каким-нибудь поэтам. Не только самобытности и оригинальности, – в его стихах нет даже того, что прежде всего составляет достоинство всяких порядочных стихов: нет таланта поэтического. Наш приговор, может быть, жёсток, но он тем не менее справедлив, и это не трудно будет доказать при сколько-нибудь внимательном рассмотрении лежащих перед нами стихотворений.
Они начинаются гимном солнцу:
О дивный красавец, колосс мирозданья! Даря нас торжественным зрелищем дней, Выходишь ты с бездной тепла и сиянья, В короне зиждительно-мощных лучей. Природы великой жених воцаренный, С тех пор, как ее украшением стал, Когда не поспел ты на подвиг священный, Когда на державную цель опоздал?[7 - Здесь и далее в цитатах курсив Белинского.]
Остановимся на минуту на этих стихах, чтоб спросить: есть ли в этой куче фраз и слов, есть ли в ней – не говорим поэзия, вдохновение – есть ли в ней какой-нибудь логический смысл?., Что такое: дивный красавец, колосс мирозданья? Фразы, пустые восклицания, чуждые всякого поэтического воззрения, лишенные всякого чувства… «Солнце выходит с бездной тепла и сиянья, в короне зиждительно-мощных лучей, даря нас торжественным зрелищем дней»: что это такое написали вы, г. Милькеев? Неужели выражения: бездна тепла и света, торжественное зрелище дней и лучи с зиждительно-мощным эпитетом, – неужели все это – поэзия, а не дурная проза в плохих стихах?.. Положим, что солнце – жених природы, но почему же оно – воцаренный жених? Конечно, в этом есть смысл, но только один грамматический, а всякого другого смысла тут нет и признака. И что за похвала такая солнцу, что оно всегда «поспевало на священный подвиг» и никогда «не опаздывало на державную цель»? Ведь другими, более простыми и более богатыми смыслом словами это значит, что солнце всегда вовремя встает и вовремя заходит… И что за подвиг священный, что за державная цель? – Галиматья!..
В остальной половине стихотворения г. Милькеев говорит к солнцу, что его, солнце, древние принимали за божество, но что мы, новые, уже «не дадим поклонения», ибо знаем, что бог-то не оно, но что оно только создано богом. Все это правда; но кто же не знал этой правды без стихотворения г. Милькеева? Ведь и то правда, что 2 ? 2 = 4: неужели же и эту истину надобно перекладывать на плохие стихи? Древние обожествили, в поэтическом образе Аполлона, солнце, как отдельную благодетельную силу природы, – и сколько глубокого значения было заключено в их роскошно-поэтическом мифе бога света! Г-н Милькеев, конечно, рассудительнее греков смотрит на солнце, но это не мешает ему ничего в нем не видеть и говорить о нем пустою прозою в холодных виршах, тогда как греки, несмотря на всю младенческую наивность своего воззрения на солнце, так много в нем видели и в таких обаятельно-творческих формах выражали свое созерцание!
Но перейдем ко второму стихотворению в книжке г. Милькеева: может быть, оно будет лучше. Наш самородный поэт воспевает в нем «Возрождение»:
Смена холоду крутому, Смена мертвым, душным льдам, Сну болезненно-немому, Зимним вихрям и снегам! Мир очнулся весь глубоко, И прелестен и богат, Одевается широко В новосвадебный наряд. |
