Ей нравилось, что здесь нет никаких иных женских следов, кроме следов усилий приходящей домработницы, что мебель здесь удобная и функциональная и так хорошо сидеть в кресле, вытянув ноги, что Ралф снял пиджак, аккуратно повесил его на плечики (прелесть какая!) и после этого полез в бар за вином. Саманта смотрела на его крепкую спину под белой рубашкой и испытывала неведомое доселе чувство.

Он может принадлежать ей. Навсегда. Она будет просыпаться рядом с ним, лениво потягиваться и осознавать, что впереди длинный чудесный день, полный простых и непростых дел, отдыха, работы, повседневных забот и планов, и что все это теперь навеки неотделимо от Ралфа. Даже находясь за тысячу километров от него, Саманта сможет чувствовать его поддержку и… что? Любовь? Ей стало холодно, когда она произнесла про себя это слово.

Все эти дни она с маниакальным упорством размышляла, что любовь не для нее. Что она не может позволить себе прыгнуть. Что крыльев нет и она непременно разобьется. Она думала эти и еще другие вещи и покрывалась мурашками при мысли о том, чего не может быть.

Любовь не вписывалась в ее стиль жизни, в раз и навсегда выбранную роль, в повседневные дела, о которых она только что подумала с удовольствием. Да Ралф ничего и не сказал ей о любви! Она ему нравится – и все. Он позволил себе быть с нею откровенным. Но все это может завершиться в один миг – в тот, когда кто-нибудь из них другому надоест. И так как в себе Саманта была уверена (Ралф не надоест ей никогда!), то в нем – ни капли. А если однажды утром он поймает ее в ловушку, сказав «Сэм, я думаю, нам пора расстаться», что тогда она будет делать?

– Сэм? – негромко сказал Ралф.

Оказывается, он стоял рядом и протягивал ей бокал. Белое вино в невесомой прозрачности бокала было красивого желтоватого цвета, и Саманта вдруг рассердилась – на вино и на себя. Называют его белым, но на самом деле оно желтое. Она называет свои чувства к Ралфу влюбленностью, а окажется, что это всего лишь страсть. Упрощения – парадокс! – делают жизнь сложнее.

– Все в порядке, – сказала она, так как Ралф смотрел на нее вопросительно. – Я просто задумалась.

Она взяла бокал, пригубила вино и неожиданно развеселилась. Какая разница, что будет потом и что ей скажет или не скажет Ралф? Этот момент полностью принадлежит ей и ему. Им обоим.

Ралф пил виски. Саманта представила, какие сейчас на вкус должны быть его губы, и, решительно поставив бокал, встала. К черту глупые размышления! Она, как Скарлетт О'Хара, подумает об этом завтра. Сейчас надо действовать. Но не напрямик же! Не скажешь же вот так – я хочу заняться сексом! Хотя раньше Саманта прямо так и говорила, и ее это ничуть не смущало. Но с Ралфом это казалось слишком… топорным.

Он сам все понял без слов, наверное потому, что хотел этого не меньше нее. Стукнуло о столешницу донышко стакана с виски – и через мгновение Саманта оказалась в объятиях Ралфа.

Сразу потеряли значение все сомнения и все слова, которые она могла и не хотела ему сказать. Осталась лишь темнота, внезапно наступившая в ярко освещенной комнате, – темнота и жар чувств, захлестнувших их обоих. Окружающий мир мог благополучно катиться в бездну, ни Саманта, ни Ралф этого не заметили бы. Их мир сжался до них двоих, и никого и ничего больше в этом мире не осталось. Одежда в данном случае явно оказалась лишней.