Ашер хмуро посмотрел на него. Его расстегнутая рубашка все еще была запахнута. — Он, вообще-то, сказал мне раздеться.

Ричард открыл рот, чтобы сказать что-то резкое, как мне показалось, но что-то заставило его взглянуть на Жан-Клода. Что-то большее, чем взгляд, промелькнуло между ними. Полагаю, Жан-Клод прошептал ему что-то мысленно, как мог говорить со мной. Что бы он ни сказал, лицо Ричарда смягчилось. Он повернулся к Ашеру.

— Ты еще не видел шрамы от серебряных пуль, которыми меня чуть не убили летом прошлого года, — он провел рукой по своей широкой, нетронутой горе мышц. — Эта половина была месивом шрамов. Я думал, навсегда. Так обычно и бывает, если вообще остаются шрамы. Я не считаю себя самовлюбленным, но я не люблю шрамы. Мне не нравится быть несовершенным. Я узнал, как убрать мои шрамы, когда Жан-Клод начал использовать силу для исцеления своих ран. Он позволил мне взять достаточное количество сил из триумвирата, чтобы вернуть все, как было, — он раскинул руки, демонстрируя всю эту красивую гладкую кожу.

Я знала, что они использовали энергию из нашей силы в качестве инструмента для своего исцеления. Это было одно из серьезных преимуществ вампирских меток, — но даже не догадывалась, что если бы у нас не было достаточно сил, сейчас в комнате находилось бы трое мужчин с серьезными шрамами на всем этом сливочном и загорелом добре, соответственно.

— У меня нет триумвирата, к которому бы я мог обратиться, — угрюмо произнес Ашер, вцепившись в свою рубашку.

Ричард пошел к нему.

— Я пытался по-хорошему, но сочувствие только заставляет тебя сердиться. Я все понял, так что позволь мне попробовать что-то другое, — он молнией метнулся, одной рукой сгребая Ашера за волосы, другой рукой обхватывая талию мужчины, прижимая его к себе. Это было внезапно, грубо, но снова на грани поцелуя. Гнев Ашера, казалось, испарился в сильных руках Ричарда.

Сверля взглядом эти бледно-голубые глаза в дюймах от себя, Ричард прорычал:

— Я хочу, чтобы ты обнажился. Я хочу видеть все. Хочу, чтобы ты был связан и обнажен, и если мне придется еще раз просить тебя раздеться, я сорву одежду силой, — он почти отбросил Ашера от себя и отошел.

Ашер пошатнулся, ухватившись за кровать, чтобы не упасть. Когда он смог стоять устойчиво, его рубашка полетела на пол, а следом и вся остальная одежда. Что-то в желании Ричарда видеть его обнаженным и связанным успокоило его и заставило ощутить желание. Он больше не колебался.

Мы привязали Ашера, стоящего на коленях, к одной стороне кровати, по центру между стойкам. Он был достаточно близко к краю кровати, так что если бы мы хотели, могли бы позволить ему свесить ноги, но мы начали с удобной, коленопреклоненной позы. Кровать была той же самой, но раму сменили с последнего раза, когда с нами был Ричард. Рама была металлической и ручной работы, так что на ней были отдельные места для крепления по всей длине. Первоначально это было сделано для того, чтобы Ашер мог научить меня руководить Натаниэлем, но это означало, что все мы испытывали кровать с обеих сторон. Правило гласило: никогда не пробовать на подчиненном того, что сначала не попробовал на собственном теле. Было несколько вещей, которые хотел Натаниэль, но которые я не могла или не хотела примерить на себя, потому что уровень боли был слишком высок, а я не исцелялась так же, как он. Ашер испытал более чем одну сессию в этой области, но даже он сказал контрольное слово и остановил игру, а Натаниэль так и не дошел с нами до своего предела боли. Честно говоря, пределы Натаниэля в этой области по-прежнему пугали меня, даже если интриговали.

Жан-Клод вытащил чемодан для игрушек, — не коробку для игрушек, а большой квадратный чемодан.