Изменить размер шрифта - +

– Меня вызывали на опознание. Я, кажется, опознала одного. Но сказала, что не узнала никого. Знаешь, Леша, я вдруг почувствовала ненависть. Я никогда никому не желала зла. А тут поняла, что сама должна наказать убийцу. И не того, кто стрелял, а того, кто его послал. Найди его!

– Я обещаю. Я найду заказчика.

Вика подошла к лифту.

– Зачем ты отдала Антошку Валентине Антоновне?

– Я боюсь. Коля никому не мог сделать настолько плохо, что его убили. Нет. И я боюсь за сына. Не знаю почему, но мне кажется, это все дело рук человека, который хорошо нас знает. И я не уверена, что убийством Николая все закончится. Не знаю… Не могу объяснить… Просто чувствую.

– Может, это впечатление, – осторожно проговорил Алексей, – от гибели любимого человека? Когда близкие умирают, нам больно и тяжело. Но когда убивают… – Он со вздохом махнул рукой. – Это, наверное, вообще ужасно. Поэтому ты и чувствуешь ужас. Не волнуйся, милая, я не дам вас в обиду. А негодяев, которые виновны в смерти Николая, мы накажем.

Вика вошла в лифт. Алексей с сумками в руках шагнул следом.

 

– Хорош, Зубов, – перебил его стоявший у окна мужчина в штатском. – Человек в наших делах ты грамотный, знаешь, что почем и откуда. Твои пальчики на пистолете, из которого стреляли в Вилова на Пригородном, и на ручке ножа, которым убили Тихона. Около дома, где убили Вилова, тебя видели два раза. Так что…

– Да иди ты, ментяра! – заорал Зубов. – Не при делах я!

– Значит, по-хорошему ты не хочешь, – сказал следователь.

– По-хорошему – это как? – вызывающе уставился на него Зубов. – Петлю в голову и, чтоб вас не беспокоить, самому табуретку из-под ног вышибить? Хрен вам!

Стоявший возле Зубова молодой мужчина в джинсах резким ударом в грудь сбил его на пол. И еще дважды пнул ногой.

– Ну что же, – кивнул следователь. – Значит, ты сам себе высший приговор подписываешь. Так бы, может, получил лет двенадцать – пятнадцать. А раз в отказную идешь, пожизненное светит. Ну, может, суд и смилостивится и впаяет лет так двадцать пять, – откровенно издевательски добавил он.

– Да иди ты, козлиная морда! – морщась от боли в боку, буркнул Зубов. Молодой снова пнул его. – Вот она, гребаная демократия…

– Слушай, сторонник реформ и преобразований, – подойдя, присел рядом человек в штатском. – Мы не стали поднимать на тебя дело из-за бойни в камере, думали, и так мужик лишку хватанул. Все-таки пойдешь не на восьмерик, из которого ты шесть оттянул. Но, похоже, ты по-хорошему не желаешь. Мы можем устроить тебе небольшой мордобой. Сунем тебя в камеру к Лошаку – и представляешь, что с тобой будет? По крайней мере отделают по полной камерной программе. А там парочка громил сидит, те вообще беспредел, они и опустить могут.

Зубов плюнул ему в лицо.

– Но ведь можно и по-другому, – рукавом вытерев слюну, спокойно продолжал оперативник. – Ты нам просто на ушко шепни заказчика, и все дела. Мы к тебе со всем уважением относиться станем. Все-таки послужной список у тебя солидный, да и получишь самое малое лет восемнадцать. Так почему бы не уважить тяжеловеса! Кто заказчик?

Зубов ответил ему матом.

– Скажите корпусному, – поднявшись, кивнул оперативник, – пусть его в камеру к Лошаку сунут.

 

– Не мети пургу, Чудо. Зуб никогда в спину никого не бил. А с кентами всегда по делу себя держал. Да и не стал бы Зуб по заказу работать. Не той масти. Тихон мог, тому один хрен был, какая делюга, лишь бы бабок хапнуть.

Быстрый переход