Будучи принцем де Леоном (титул, который носили старшине сыновья в роду Роанов), будущий герцог Ален-Шарль-Луи женился в 1877 году на совсем молоденькой Эрмини, дочери маркиза Вертейяка, предки которого управляли Перигором и дали королю и даже Наполеону I — целую серию великих воинов. Единственная наследница, она обладала крупным состоянием, которым ее супруг, ставший депутатом от Морбиана, сумел распорядиться с мудростью, не исключавшей щедрость. Так был приобретен великолепный особняк на бульваре Инвалидов, построенный в XVIII веке Броньиаром, в котором герцогиня собрала не только все содержимое Готы, но в который также приглашала каждый четверг, в 5 часов, всех парижских неизвестных молодых авторов, более или менее изголодавшихся молодых поэтов, начинающих художников и — о! как это трудно — начинающих литераторов. В то же время она приглашала членов Французской академии, издателей, журналистов и других известных людей, но только способных помочь ее протеже. Всей этой публике она предлагала обильные и вкусные полдники, которые, несомненно, играли свою роль в том, что «бессмертные» позволяли втянуть себя в подобные мероприятия. Герцог был большим гурманом, а у герцогини был прекрасный шеф-повар. Приветливость и любезность этих встреч вызвали ироническое вдохновение у Анри Рошфора, который однажды заявил «Гостиная герцогини де Роан — это улица под крышей».

В числе прочих там стал бывать поэт, появление которого явилось личным вкладом герцога. В те времена дамы, если они не принимали у себя дома, к вечеру возвращались домой и перед тем, как готовиться к ночным выездам, устраивались в малой гостиной, в домашних платьях. Они принимали нескольких постоянных друзей, которые приносили им свежие новости и самые последние сплетни. Эти вечерние посетители принадлежали в основном к мужскому полу. У каждого из них было свое, предназначенное только для него, кресло или пуф, столик, на который он ритуально клал цилиндр, трость и перчатки. Они знали, что, приехав в определенное время, могут рассчитывать на несколько минут приятного тет-а-тет, в которые была возможность предаться радостям «умственного обольщения». Поэтому они терпеть не могли, когда встречали кого-нибудь еще в «свое» время, особенно, если тот не принадлежал ни к их клубу, ни к их обществу. «Они сверлили его глазами, как берут на прицел приговоренных к смертной казни во рву Венсенского замка» — уточняет Габриель-Луи Прэнге, добавляя: «Случалось даже, что новичок, не зная здешние нравы и обычаи, имел дерзость сидеть на мягком пуфе большого сеньора и даже положить перчатки, шляпу и трость на столик, предназначенный для самых иерархических почестей».

Именно это и произошло, когда однажды вечером герцог де Роан наносил свой ежедневный визит прекрасной мадам Джоан Балли. Он увидел у нее совсем молодого человека, искрящегося от вдохновения и чувств, комфортабельно расположившегося на его месте Герцог начал было злиться… потом успокоился. Маленький молодой человек был Жан Кокто, который вскоре появился на бульваре Инвалидов… герцогиня была не из тех женщин, которых могли смутить анекдоты подобного рода. Они с супругом, кстати, были очень дружны, и пять их детей скрепляли семью; два сына: Жоселен, который будет герцогом де Рваном и депутатом от Морбиана, но, погибнет в сражении в 19,16: году, и Жан, женившийся на мадемуазель де Талюэ-Руа; и три дочери, которые будут не менее знатными: Мари, принцесса Люсьен Мюра, затем графиня Шамбрэн и посол в Риме; Анна, вышедшая замуж за графа де Талейран-Перигора, и Франсуаза, будущая герцогиня де Караман.

Осенью семья перебиралась в замок Жоселен, чтобы продолжить блестящую парижскую жизнь с оттенком интимности, которая, несмотря на блеск, нормальный для герцогского дома, ничем не напоминала крайности хаотичного существования в Шомоне.