Великая госпожа охоты умерла не в Бормеле или в одном из своих замков, а у своей дочери, герцогини де Люин, в замке Дампьер. Это было в феврале 1933 года, ей было восемьдесят шесть лет.

Кто говорит Буа-Будран, говорит Греффюль, кто говорит Греффюль, тот напоминает об огромном состоянии, сравнимом с состоянием Ротшильдов, а также о музыке и искусстве, и в особенности о женщине, о которой Пруст, вздыхая, говорил, что это была «самая красивая женщина Европы». Поэтому перед тем как представить вам семью и замок, необходимо немедля рассказать о ней — пусть и не любившей охоту — одной из тех редких женщин, на которых все оборачиваются, охваченные восхищением. Так, когда 25 сентября 1878 года она выходила из церкви Сен-Жермен-де-Пре под руку со своим супругом, стояла абсолютная тишина, тишина толпы, которая сдерживает дыхание от восторга. Понадобилось шутливое восклицание восхищенного уличного мальчишки: — «Слава Богу! Хоть этот не умрет со скуки!» — чтобы разразилась буря аплодисментов, в то время как маленькая бельгийская принцесса садилась в карету с помощью того, кто сделал ее виконтессой Греффюль.

Да, она была бельгийкой, и звали ее Элизабет де Караман-Шимей. Это была дочь принца — губернатора Монса и его супруги, Марии де Монтескью, что делает ее персонажем, достойным пера Александра Дюма, так как она одновременно была потомком д'Артаньяна и мадам Тальен.

Она была далеко не богата, как это можно понять, прочитав ее брачный контракт. Он был составлен с разделением имущества, и молодая невеста, которая ничего не понимала в финансовых делах, все же испытала шок, когда ее доля и доля мужа были точно обозначены: она узнала, что ее приданое оценивается в пятнадцать миллионов франков плюс пять тысяч франков ежегодной ренты от капитала в сто тысяч франков, в то время как только ежегодный доход Анри равнялся четыремстам тысячам франков, не считая многочисленной недвижимости, драгоценностей карет, оружия и так далее. Кроме того, «граф» и графиня Греффюль дали виконту Греффюлю в качестве приданного сумму в восемь миллионов франков, которые выплачивались в соответствии с их желанием в размере пяти процентов годовых и подлежали выдаче каждые три месяца после дня свадьбы…». Грандиозно, не правда ли?

Кстати, кто они такие, собственно говоря, эти Греффюль, о которых столько говорили в то время и род которых, впрочем, угас из-за отсутствия наследника мужского пола? Фамилия, звучавшая несколько необычно для французского слуха, может привести к мысли, что они приехали из-за границы; но это не так. Греффюль были настоящими лангедокцами: это были протестанты из Сова, недалеко от Андуза в самом центре страны камизаров, откуда после отмены Нантского эдикта надо было убегать, если они не хотели быть зарубленными драгунами маршала де Виллара. Что и сделал Симон Греффюль, которого мало привлекали королевские галеры. Он отправился в Женеву.

Его сын, Луи, обосновался в Амстердаме, где ему удалось возглавить торговый дом. В 1789 году он возвратился в Париж, открыл банк и, благодаря ловкой продаже колониальных товаров, разбогател. В 1793 году, не желая обогащать санкюлотов, он вновь эмигрирует, на этот раз в Англию, но уже с приличным состоянием, позволившим ему помогать в первые годы Империи: «герцогу де Дудовиль (из рода Рошфуко), маркизу де л'Эгль, маршалу де Леви»… и Людовику XVIII, который в то время скорее нуждался. «Эта умная участливость» позволила его старшему сыну Жану-Луи жениться на Селестине де Вентимиль дю Люк, правнучке Людовика XV и прекрасной Полины де Майи-Несле. Этот брак отметил вхождение Греффюлей в высшую французскую аристократию. Вдова Жан-Луи вышла замуж за генерала Сегюра, а его старший сын сочетался браком с Фелисией де Ларошфуко д'Эстисак, матерью жениха Элизабет. Добавим, что Людовик XVIII, попав на трон, в знак благодарности возвел в 1818 году своего благодетеля в дворянство.