Даже невидимого — я всё ещё ощущала чуждое присутствие, наконец, ушло и оно. Одиночество охватило меня (не знаю уж, здорово это было или как?).
Закутавшись в одеяла, я заснула. Почти мгновенно.
* * *
Священники дозволяют сказывать одно из деяний Ньяхдоха.
Давным-давно, задолго до брани меж богов, Ньяхдох сошёл на землю, ища развлечений. Мимоходом глаз его пал на одну госпожу, запертую в потаённой башне, — жену некоего правителя, годами прозябающую в тоске и одиночестве. Ему, разумеется, не составило труда соблазнить её. И та понесла. Явившееся на свет дитя по прошествии срока было не от крови мужа. Да и вообще не смертного рода. Первый среди круга великих демонов. Скоро такоже народились и другие, сутью подобные ему. И боги поняли, что сотворили. Ошибку. Ужасающую ошибку. И начали они тогда охоту на своих чад, поразив каждого, вплоть до самого малого младенца.
А женщина, та, чьё дитя также было отобрано, одинокая, брошенная собственным мужем, замёрзла насмерть в заснеженном зимнем лесу.
Бабушка, помню, сказывала и иную сказку. Когда всех демонёнков выследили охотники, Ньяхдох снова явился к матери, выносившей его ребёнка, и попросил прощения за утворённое. Во искуплении вины он воздвиг ей другую башню и одарил богатством, дабы она могла жить, ничем не заботясь, до конца дней своих. И навещал её вновь и вновь, радея о ней. Но прощения так и не вымолил. В конечном счёте она просто покончила с собой, увяв от горя.
Урок первый, проповедуемый священством. Остерегайтесь Владыки Ночи. Ему в удовольствие — гибель смертных.
Урок второй, заповеданный бабушкой. Остерегайся любви. Особенно с кем не попадя.
8. Кузен
Следующей утро началось со служанки, явившейся ко мне дабы помочь одеться и почистить пёрышки. Смех сквозь слёзы. Впрочем, разве не в моих интересах хотя бы попытаться вести себя… соответствующе. Под стать Арамери. Так что я спешно прикусила язык, покуда та возилась со мной. Девица скрупулёзно колдовала над пуговками и застежками, подгоняя одежду под меня (или меня под одежду — будто бы, случись чудо, и я обернусь изысканной леди). Потом причесала коротко стриженые пряди волос и помогла наложить макияж. В действительности, я нуждалась разве что в последнем: женщины народа Дарре не пользуются косметикой. Я даже слегка оцепенела от неожиданности, когда служанка развернула зеркало, показав моё лицо под слоем краски. Не то чтобы вышло плохо… Скорее… странно. Необычно.
Должно быть, я слишком долго хмурила брови — на лице девушки отразилась тревога, и она начала торопливо рыться в большой сумке, принесённой с собой.
— У меня есть ещё одна вещь, — пояснила, вынимая какой-то предмет. Поначалу я приняла его за карнавальную маску. Уж больно угадывалось сходство — проволочный каркас, крепящийся к обёрнутому атласом стержню. Но у этой «полумаски» была особенность: казалось, она состоит из одного ярко-голубого оперения, — по форме напоминающего пару «глаз» на павлиньем хвсоте.
А потом «глаза», моргнув, закрылись. Вздрогув, я пригляделась получше: никакие это были не перья.
— Все дамы чистой крови пользуются ими, — охотно пояснила служанка. — Они сейчас в моде. Очи.
Она поднесла рамку к лицу, так чтобы «голубые глаза» наложились на её собственные, серые и довольно миленькие. Прищурилась, мигнув, и опустила маску — на меня смотрели ярко-голубые, обрамлённые длинными, необычайно густыми чёрными ресницами, глаза. Отшатнувшись, я заметила, что глаза внутри «очей» сменили цвет, бессмысленно глядя на меня серыми зрачками, окаймлёнными уже обычными ресницами (точь-в-точь как у самой служанки минутой назад). Пока я, удивлённая, молчала, тем же жестом девушка снова навела на себя маску, вернув прежний облик. |