* * *

Рите совершенно не хотелось знакомиться с Лесиным дедом. Зачем? Да еще именно сейчас. О чем с ним говорить?

Но повода отказать она не нашла и послушно повернула за троюродной сестрой вглубь сада. Шла и злилась на Лесю – вот уж ягненок! Кроткие глазки, нежный румянец, детские кудряшки, тощие лопатки крылышками сквозь старую майку, худенькие ножки…

Сестра!

Ровесница.

Рита еле слышно фыркнула: повезло, ничего не скажешь. Она смерила идущую впереди Лесю презрительным взглядом и стала думать о дедушке.

«Восемьдесят с гаком, с ума сойти! Да еще инвалид войны. Руку в сорок пятом потерял, мама говорила. Протез носит».

Рита невольно поежилась: за восемьдесят старику! Наверняка маразматик. Слюной брызжет. И жизни учит. Как все они. Мол, в наше время…

Рита сотни раз видела таких дедов в Москве. Увешанных медалями и орденами. Они в школе практически каждый год выступали. Перед днем Победы. Рассказывали о войне.

Герои! Шамкали, и слезы роняли на свое железо. Божьи одуванчики. А девчонки им цветы вручали. И терпели поцелуи.

Рита криво усмехнулась: правда, есть в классе парочка-тройка дурочек, они слушали дедов с интересом и даже кое-что записывали. И в тетрадях, и на диктофоны, и на видеопленку.

Якобы живое дыхание истории! Нужно ловить каждое слово, пока есть очевидцы давних событий. Скоро останутся только книги и фильмы. А тут – все-таки личные впечатления. Последние из могикан, можно сказать.

Рита тяжело вздохнула: никуда не деться, нужно идти и расшаркиваться. Старик все-таки приходится ей родственником. И даже не очень дальним.

Рита наморщила лоб и попыталась прикинуть: тетя Шура и мама – двоюродные сестры. А дед Толя – отец тети Шуры и родной брат маминого отца. Старший брат.

Кажется, между ними разница почти в пятнадцать лет. Он мамин дядя. Родной. И значит ей…

Кто он ей, Рите? Наверное, двоюродный дедушка. Раз уж родной брат ее деда по матери.

Ох, ну и путаница!

Рита погрустнела: придется отнестись к старичку со всем вниманием, иначе мама не простит. Она в последнее время помешана на своей родословной. Фотографии древние собирает, бумажки какие-то.

Сейчас в Москве это модно. Даже некоторые из одноклассниц пыхтят, изучая пожелтевшие домашние архивы. Древо свое вырисовывают, смех просто.

Рите, например, плевать на предков. Она сама по себе.

Девочка криво улыбнулась: ладно бы мать дворянкой была, а то – казачка. Рита специально узнавала: казаки – обычные крестьяне. Только вольные. Пахали землю и границы России заодно охраняли. Царю служили. На конях саблями махали.

Вот уж много чести переписывать крестьян!

Леся неторопливо шла впереди, и Рита раздраженно посмотрела на узенькие плечи: интересно, куда сестрица ее тащит? Уже прошли мимо дома, и летняя кухня осталась за спиной. Впереди сад и огород. Получается – дед Толя в свои восемьдесят среди грядок копается?

Да нет, где-нибудь под деревом дремлет. В тени, так сказать. В гамаке или в кресле. Неплохо-неплохо…

Внезапно Леся остановилась, Рита едва не упала, налетев на нее. И зло воскликнула:

– Чего застыла?

– Потише ты, – шепотом одернула ее Леся. – Дедушка работает.

– Где?

Рита бесцеремонно отодвинула троюродную сестру в сторону, и ее глаза изумленно округлились: это что, дед Толя?!

* * *

Из дневника Маргариты Северцевой:

«Ну и сестрицу мне Бог послал! Тощая, смуглая и глазастая. Галчонок, а не девчонка. На голове вместо нормальных волос ворох мелких кудряшек. А уж одета…

Я бы даже к мусоропроводу не вышла в такой старой футболке и драных шортах.