Вошел в операционную почти одновременно с Микуличем. Поискал взглядом икону. Есть. Посмотрел на Иоханна. Тот долго говорить не стал.

– Господа, нам предстоит тяжелый, но благородный труд. Постараемся сделать всё так, чтобы потом не было стыдно. Евгений? Скажешь что нибудь?

– Приступим, помолясь, – ответил я привычно, перекрестился, и шагнул к столу.

* * *

Чтобы я еще когда нибудь… Да что себе врать – конечно, соглашусь. Такой шанс, может, раз в жизни выпадает. И я прекрасно понимаю Микулича, который этих близнецов поил, кормил, и ухаживал за ними хрен знает сколько времени, пока не дождался такого же безумца, согласного не потрындеть о теоретической возможности, а взять и сделать. И так, чтобы живой остался. Это я угадал.

Вышел я из операционной походкой робота Васи, на несгибающихся ногах. Спина колом стояла, но, блин, я был доволен. Пациент операцию перенес. Видать, наверху на него какие то планы есть. Даст бог, выживет. Микулич обещал держать в курсе.

Собственно, в Бреслау меня больше ничего не держало. Пора уезжать. И так вояж затянулся слегка. Отоспаться – и домой. Ну, разве что денек понаблюдать еще за Пётреком. Сейчас пацан получит послеоперационный уход сполна – стрептоцид горстями, капельницы без перерыва, уборка в палате с лучшими доступными антисептиками.

В статью, которую наверняка напишут ассистенты Микулича при его деятельном участии, я вмешиваться не стану. Я это делал не ради славы, скорее, чтобы себя испытать. Известности и так хватает.

– Господин профессор, – кто то дернул меня за плечо, и от неожиданности я чуть не упал. – Давайте я помогу вам дойти до флигеля, там отдохнете.

И вовсе я не сплю, это такая форма медитации с посапыванием и похрапыванием. Я попытался встать, и только помощь этого славного малого не дала мне позорно упасть. Ноги работать отказались – девять часов за столом не шутка. Ничего, сейчас в ванну залезу, сразу легче станет.

– Послушайте, а как вас зовут? – спросил я парня, страхующего меня от неприятностей.

– Збигнев Новак, господин профессор.

– Захочешь пройти стажировку у меня, напиши. Обещаю – спать будет некогда.

– С огромным удовольствием, господин профессор.

* * *

Хорошо же, когда никто не мешает, правда? Мне всегда нравилось, если не тикает будильник, не ходят рядом с кроватью в сапогах, и не обсуждают новости голосами птицы под названием одноусый звонарь. Сам я его не слышал ни разу, но читал, что вопль радости у него сто двадцать пять децибел. Короче, поспал я вволю, по богатырски. Экзамен на начальника пожарного отряда сдал.

Кузьма как под дверью ждал: не успел я зевнуть вволю, как тут же вошел, доложил:

– Извольте умываться, барин. Вода готова, тепленькой принес, чтобы бриться, значится, сподручнее.

– Говори, чего надо, – буркнул я.

Предварительные ласки после излишней услужливости Кузьмы можно и пропустить – сто сорок шесть процентов, что просить что то будет, или набедокурил где. А так – сразу спросил, тут же и узнал. А что надо в пределах должностных обязанностей, он и так сделает.

– А вы вот вчерась убогих разрезали. Говорят, кровищи было… как на скотобойне… Вот, значится.

– Продолжай.

– Так я и говорю, мол, барин мой аккуратно режет, не допустит такого…

– Денег не дам. Ни копейки.

– Да я и сам кому хошь дать могу, у меня есть! – гордо поднял нос к потолку Кузьма. – Барин, а давайте останемся на денек еще, – заискивающе попросил он, скорчив довольно мерзкую физиономию.