И тут же само собой из меня полилось:

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом

По церквам твой кроткий Спас.

И гудит за корогодом

На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке

На приволь зеленых лех,

Мне навстречу, как сережки,

Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: 'Не надо рая,

Дайте родину мою'…

Оглянулся. Увидел ошалевшие глаза Романовского, да и Кузьма рот открыл.

– Это ваши стихи⁈ – спросил Дмитрий Леонидович, вытаскивая записную книжку, карандаш. Ой, ой… опять на бабочку наступил. И ведь не схватишь Романовского за руку – тот очень быстро записывал стихотворение.

– В молодости баловался.

– Как пронзительно! Про Родину, про крестьянский быт… Вы же из тамбовской губернии?

– Оттуда.

– Можно я зачитаю стих гостям на ужине? Это же как сказано! «Не надо рая…».

В этом месте я как раз «пронзительно» и понял. Нет, не уеду, не сбегу. Буду с моей Родиной вместе во всех ее бедах.

– Почему бы и нет? – пожал плечами я. – Только не надо меня вызывать на поклоны, хорошо? Анонимно.

Романовский в сомнениях покивал.

* * *

Хороший обед. Не потому что обильный и с кучей перемен блюд, а потому что домашний. Атмосфера добрая. Вот это ценно, а не разносолы. Повезло моему компаньону с женой. Лидия Михайловна просто будто создана быть рядом со своим мужем.

Присутствовал и начальник Романовского, директор Императорского клинического института Великой княгини Елены Павловны. Заодно и мой старый знакомый – Николай Васильевич Склифосовский. А еще парочка врачей, которых явно позвали на меня поглазеть – никакой другой причины их появления я не уловил. Я и фамилии их не стал запоминать, чтобы память всяким мусором не грузить. Поулыбался, произнес стандартное «Рад знакомству» – вот и всё общение.

– Большое дело вы затеяли, – начал Николай Васильевич тост как старший по возрасту и званию. – Хочу пожелать вам только удачи. Но если вы, Евгений Александрович, надумаете сманить у меня лучшего микробиолога, то не посмотрю на ваши заслуги!

– Рекомендую запомнить эти слова и процитировать, когда пойдешь к Николаю Васильевичу просить прибавки к жалованию, – сказал я своему компаньону.

Потом уже, во время перерыва, я спросил Склифосовского про Манассеина. Время уже подошло, можно и ко второму этапу приступить. Вернее, нужно.

– Я осматривал Николая Авксентьевича недавно. Чувствует он себя… неплохо, с учетом его положения. Поправился немного. Когда вы будете готовы?

– Ну завтра точно нет, сами понимаете, хлопот много будет. Давайте проведем консилиум… через три дня. Вам удобно?

– Найдем время. Я возлагаю большие надежды на операцию, – тихо втолковывал мне Николай Васильевич. – Хоть Манассеин вроде и вышел в отставку, но связи никуда не делись. Для вашей же пользы будет хорошо проведенное вмешательство. Потому что завистников у вас сейчас появится…

Когда мы перебрались после обеда в курительную комнату, Романовский зачитал стих. Разумеется, он вызвал фурор, слушатели слова переписали, даже Склифософский. Все хотели знать имя автора, но Дмитрий Леонидович держался. А после того, как его начальник попрощался и отбыл – я понял смысл присутствия двух оставшихся врачей. Их Романовский «сватал» нам в клинику. Но брать на себя ответственность за раскрытие секрета лечения сифилиса не хотел – предоставил эту честь мне.