— Прочь! — прорычал Джек и увидел, что Этеридт-нечто снова в ярости отскочило назад.

Ричард подошел к окну и встал рядом с Джеком. Он был мертвенно-бледный, ничего не понимающий и совсем уже сбитый с толку.

— О чем вы оба кричите? — спросил он.

Не отрывая глаз, он глядел на стоящую внизу через дорогу ухмыляющуюся карикатуру.

— Откуда Этеридт знает, что твоя мать в Нью-Хэмпшире?

— Слоут! — крикнуло Этеридт-нечто. — Где твой галстук?

Судорога вины исказила лицо Ричарда; его руки дернулись к расстегнутому вороту рубашки.

— В этот раз тебе это сойдет с рук, если ты вышлешь нам своего пассажира, Слоут! — выкрикивало Этеридт-нечто. — Если ты нам его вышлешь, все вернется на свои места! Ты ведь хочешь этого, правда?

Ричард, не мигая, смотрел вниз на Этеридта-нечто, утвердительно кивая. Джек был уверен в этом совершенно неосознанно. Его лицо исказили муки страдания, в глазах заблестели нескрываемые слезы. «О, да, я хочу, чтобы все вернулось на свои прежние места».

— Неужели ты не любишь эту школу, Слоут? — рычало Этеридт-нечто в окно Альберта.

— Да, — пробормотал Ричард, проглатывая комок рыданий, стоящий в горле. — Да, конечно, я люблю ее.

— Ты знаешь, что мы делаем с маленькими негодяями, которые не любят эту школу? Отдай его нам! И все будет так, словно его здесь и не было никогда.

Ричард медленно повернулся и посмотрел на Джека ужасающе опустошенным взглядом.

— Тебе решать, Риччи-малыш, — тихим голосом сказал Джек.

— У него есть наркотики, Ричард! — выкрикнуло Этеридт-нечто. — Четыре или пять видов! Кокаин, гашиш, ангельская пыль! Он продает всю эту дрянь, чтобы оплатить всю эту поездку на запад! Откуда, ты думаешь, у него то классное пальто, которое было на нем, когда он появился у тебя на пороге?

— Наркотики, — произнес Ричард с огромным, вызывающим дрожь, облегчением. — Так я и знал.

— Да не верь ты ему, — сказал Джек. — Не наркотики изменили твою школу, Ричард. А собаки…

— Вышли его, Сл… — Голос Этеридта-нечто удалялся все дальше и дальше.

Когда оба мальчика вновь посмотрели вниз, его уже не было.

— Как ты думаешь, куда ходил твой отец? — мягко спросил Джек. — Как ты думаешь, куда ходил твой отец, когда он не вышел из шкафа, Ричард?

Ричард медленно повернулся и посмотрел на него. Лицо Ричарда, обычно такое спокойное, умное и безмятежное, теперь просто дергалось от перенапряжения. Его грудь часто вздымалась. Внезапно Ричард упал в объятия Джека, хватаясь за него со слепой, панической судорожностью.

— Оно п-п-п-прикоснулось к-к-к-ко мнее-е-е-е! — завизжал он.

Его тело в руках Джека дрожало, словно натянутый канат, который вот-вот лопнет.

— Оно прикоснулось ко мне, оно п-п-прикоснулось к-ко мне, что-то там п-п-прикоснулось ко мне И Я НЕ ЗН-ЗН-ЗН-ЗНАЮ, ЧТО ЭТО БЫЛО!

Прижавшись горячим лбом к плечу Джека, Ричард в одно мгновение выпалил весь рассказ, который он носил в себе все эти долгие годы. Он выкладывал все маленькими, сжатыми кусочками, похожими на деформированные пули. Джек понял, что он вспоминает то время, когда его собственный отец вошел в гараж… и вышел два часа спустя из-за угла здания.

Это было похоже на то, что произошло с Ричардом, но потрясение было еще сильнее. Это все объяснялось тем, что Ричард с железной, бескомпромиссной настойчивостью признавал реальность, одну лишь реальность и ничего, кроме реальности. Это объясняло, почему он отвергал любые фантазии, даже научную фантастику… и Джек знал по собственному школьному опыту, что технари, подобные Ричарду, обычно спокойно переваривали что-либо твердое, типа научно-обоснованного Хайнлайна, Азимова, Артура Кларка, Ларри Нивена, но Боже избави нас от ерунды Роберта Силберберга и Барри Мальдберга, пожалуйста, мы будем читать что-либо твердое, пока звездные квадраты и логарифмы не потекут из наших ушей.