— Ну, прежде всего, я работаю над сюжетом о бунте. Я вот подумал, можно озаглавить ее «Преданные последователи фашизма». Может быть…

Уайт бросил взгляд на клочок бумаги на столе.

— Лени и «Рифенштальз» играют сегодня в «Рыжей корове». Напиши к утру отзыв — восемьсот слов.

— Итак, пятьсот слов на борьбу против фашизма и восемьсот — на Лени и «Рифенштальз». — Леон кивнул. — А они ведь тусуются в клубах в нашивках с изображением свастики. Нормально!

— Мы как-никак о музыке пишем, Леон.

Леон рассмеялся.

— Точно. Мы тут плюшками балуемся, а там… гори все синим пламенем!

— Хороший журналист хорошо пишет обо всем. Видел статью своего отца в утреннем номере? — спросил Леона Уайт. — Сюжет о «тресковой войне» — что может быть более скучным, чем «тресковая война»?

— Я не видел, — сказал Рэй.

Его мысли все еще были всецело заняты Джоном Ленноном. Он знал, что отец Леона ведет рубрику в либеральной широкополосной газете. Он был одним из тех немногих журналистов с Флит-стрит, которых читали и уважали в «Газете».

— Там говорится о закате Британии как колониальной державы. О том, как люди воевали за свободу. А теперь мы воюем за рыбу. Гениально. — Уайт покачал головой. — Гениально. Передай ему, что мне очень понравилось, ладно?

— Не так это просто. — Леон попятился к двери.

— Почему же?

— Я не разговариваю с отцом.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина. Леон поймал взгляд Рэя и отвел глаза.

— О, — сказал Уайт. — Ну ясно.

Леон вышел и закрыл за собой дверь. Рэй вдруг ощутил на себе взгляд редактора. — Итак. Сможешь найти нам Джона Леннона?

Рэй почувствовал, как на его лице выступают капли пота.

— Найти Леннона? Кому мне звонить? Как я его найду?

Уайт усмехнулся.

— Никому звонить не надо. Некому звонить! Ни пресс-атташе, ни публицисты — никто тебе не поможет. Это частная поездка. Ты просто пойдешь и найдешь его. А потом поговоришь с ним. Как настоящий взрослый репортер. Как настоящий журналист. Как отец Леона. Вот так. Сможешь?

Рэю столько всего хотелось сказать Джону Леннону, что он сомневался, сможет ли вообще хоть слово произнести. Даже если ему и удастся отыскать его среди десяти миллионов душ в лучах заката.

— Не знаю, — честно ответил он.

— Если найдешь его, — у редактора участилось дыхание, его инстинкты проснулись, — мы поместим его на обложку. Эксклюзивный репортаж — интервью с Джоном!

— А как же фото?

— Зачем нам Леннон в таком виде, как сейчас? — Уайт был явно раздражен. — Ему уже под сорок! Нет, возьмем старый снимок из архивов. Леннон в Гамбурге — в кожаной куртке, коротковолосый, худощавый и бледный. Знаешь, как это будет смотреться?

Рэй задумался.

— Как… сейчас.

— Именно! Как в семьдесят седьмом! В точности одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой год. Битлы в Гамбурге — это же практически сегодняшний день! Они тогда набирали обороты, знаешь? У меня до сих пор перед глазами обложка газеты: «Очередной подросток в кожаной куртке на пути бог знает куда…»

— Но Леон же сказал, что он завтра уезжает!

Уайт ударил кулаком по столу.

— Брось, Рэй. Ты журналист или фанат сопливый?

Рэй не мог ответить на данный вопрос так сразу.