— Вот именно. Так что, сам понимаешь, с чем мы столкнулись. — Бад захлопнул багажник, потом взглянул на девушку. — Ты мог бы просто сдать ее Питману. Выбор за тобой. Но я верю, что ты не покинешь ее в беде.

Пайк посмотрел немного в спину Баду, потом вернулся в «лексус» и немедля отъехал от дома.

— Мне он кажется хорошим человеком, — сказала Ларкин.

— Он был хорошим полицейским.

— То же самое он сказал отцу про вас.

4

Когда зазвонил его сотовый, Пайк вел машину к Глендейлу, к Научному отделу УПЛА. Звонил Ронни:

— Четырнадцать минут назад они вломились в твой магазин.

Сидевшая рядом с Пайком Ларкин спросила:

— Кто это?

Пайк поднял вверх указательный палец, прося ее подождать.

— Ребята из охраны приехали?

— Код три, мигалки и сирены. В УПЛА они тоже позвонили. Мы с Денни сейчас едем туда.

— Подай официальное заявление в полицию. Если причинен материальный ущерб, вызови оценщика из страховой компании. Если требуется ремонт, сегодня же позвони в ремонтную фирму.

— Понял. Тебе нужен шум.

— Громкий.

Пайк положил телефон, Ларкин ущипнула его за руку:

— Терпеть не могу вашу манеру игнорировать меня.

Пайк сказал:

— Нам нужно повидаться кое с кем в Глендейле, потом мы встретимся с Элвисом — там, где вы попали в аварию.

Она, надувшись, отвалилась на спинку сиденья.

Машина миновала перевал Сепульведа, спустилась в долину Сан-Фернандо. Здесь, как всегда, стояла жара, Пайк ощущал ее, даже несмотря на то, что в машине работал кондиционер.

Ларкин молчала ровно девять минут. Затем спросила:

— Вас хоть что-нибудь пронять способно?

Пайк не ответил, хотя вопрос его удивил. Он взглянул на девушку, потом перевел взгляд на дорогу.

— Однажды в Центральной Африке я видел женщину. В то утро убили ее семью, всего за два часа до того, как мы приехали в деревню. Она отрезала пальцы своей левой руки, один за другим — в память о муже и четырех детях. Начала с большого. — Пайк снова взглянул на девушку. — Вот так она их оплакивала.

Ларкин сложила ладони на коленях. Взглянула на Пайка:

— И что вы сделали?

— Нашел тех, кто их убил.

Отчаяние порождает изобретательность, а Джон Чен пребывал в отчаянии. Отчаяние порождает также ложь, обманы и деспотичность: все это Джон использовал с блеском и убедительностью, потому что — чего уж тут скрывать — он был самым лучшим криминалистом из тех, кто когда-либо работал в Научном отделе УПЛА. За последние несколько лет Джон раскрыл больше преступлений (а это необходимо для карьеры — читай: для заработка), появлялся в местных выпусках новостей (а без этого девочек особо не поснимаешь, они же смотрят и те, что в 6.02, и те, что в 01.27, и это здорово помогает) чаще, а премиальных (на которые взял в аренду «порше») получил куда больше, чем любая из лабораторных крыс его отдела. И что он имеет за свои труды?

Дополнительную работу. И где ему теперь взять время, которое позволит пожинать плоды этих трудов?

Из коих главный плод — «пунтанг», то есть секс.

Ни о чем, кроме этого самого танга, Джон Чен и думать не мог. Он был человеком одержимым, желавшим как можно скорее восполнить бывший его пожизненным бременем недобор по части «пунтанга»; человеком, искренне верившим, что каждый мужчина в Калифорнии, начиная с поры полового созревания, объедается этим делом так, точно его допустили до шведского стола сексуальных удовольствий. Каждый, но только не он.