Оттуда доносилась музыка, веселые полотнища флагов развевались в воздухе.
Метров за двадцать до дома миссис Осмонд Рентелл увидел, как она, в большой соломенной шляпе, выходит на улицу.
– Чарлз! Что ты здесь делаешь? Я не видела тебя так давно, что уже начала беспокоиться.
Рентелл взял у нее ключ и вставил обратно в замок. Закрыв за собой дверь, он постоял в полутьме холла, переводя дыхание.
– Чарлз, да что же стряслось? Тебя кто‑то преследует? Дорогой, ты ужасно выглядишь. Твое лицо…
– Бог с ним, с моим лицом. – Войдя в гостиную, Рентелл подошел к окну, поднял шторы и удостоверился, что сторожевые башни не исчезли. – Сядь. Извини, что я ворвался таким образом, но сейчас я все тебе объясню. – Он подождал, пока миссис Осмонд неохотно уселась на диван, затем облокотился на каминную полку, собираясь с мыслями.
– Ты не поверишь, но последние дни были каким‑то сплошным кошмаром, а в довершение ко всему я только что оказался полным идиотом в глазах Клифтона. Господи, мог ли я…
– Чарлз!
– Умоляю, не перебивай – у меня нервы и так на пределе… Это какое‑то безумие, но почему‑то я, кажется, единственный, кто сохранил рассудок. Я понимаю, что произвожу впечатление сумасшедшего, но все, что я говорю, – чистая правда. Почему это так, я не знаю; и хотя мне страшно, то только потому, что я чувствую: они переходят в наступление…– Он подошел к окну. – Джулия, что ты видишь из окна?
Миссис Осмонд сняла шляпу, беспокойно поежилась и, прищурившись, посмотрела в окно.
– Чарлз, что же все‑таки происходит? Мне нужно надеть очки…
– Джулия! Когда раньше ты смотрела из окна, очки тебе не требовались. Что ты видишь?
– Ну, дома, сады…
– Так, что еще?
– Дерево…
– А небо?
Она кивнула:
– Да, вижу, там как будто дымка? Или у меня что‑то с глазами?
– Нет. – Рентелл утомленно отвернулся от окна. Впервые его охватила непреодолимая усталость. – Джулия, – мягко спросил он, – ты не помнишь сторожевые башни?
Она медленно покачала головой:
– Нет, не помню. Где они были? – На ее лице появилось тревожное выражение. – Милый, что с тобой?
Рентелл заставил себя выпрямиться:
– Не знаю…– Он провел по лбу рукой. – Ты вообще не помнишь башни? – Он указал на башню, глыба которой виднелась в окне. – Вон там была одна… над теми домами. Мы всегда смотрели на нее. Помнишь, как мы опускали шторы в комнате наверху?
– Чарлз! Осторожнее, тебя могут услышать. Куда же ты?
– На улицу, – произнес он безжизненным голосом. – Нет смысла оставаться в помещении.
Он вышел из дома. Пройдя метров пятьдесят, услышал, как она зовет его, и быстро свернул в переулок.
Он чувствовал, что над ним возвышаются сторожевые башни, но не поднимал глаз выше дверей и оград, внимательно вглядываясь в опустевшие дома. Время от времени ему попадались дома, где жили люди, семья обычно в полном составе сидела на лужайке, и то и дело его окликали по имени, напоминая, что занятия в школе сегодня начались без него. Воздух, свежий и бодрящий, был пронизан необычайно ярким солнечным светом.
Минут через десять Рентелл понял, что оказался в незнакомой части города, и совершенно потерялся; единственными ориентирами оставались сторожевые башни, но он все еще не поднимал на них глаз.
Он шел по кварталам бедняков, где по обеим сторонам узких улиц возвышались огромные мусорные кучи, а дряхлые деревянные заборы еле держались между домами‑развалюхами. Многие дома были одноэтажные, потому небо казалось здесь более широким и открытым, сторожевые башни, тянувшиеся до горизонта, напоминали сплошной палисад. |