— Ты видел, что мы создали? — возбуждённо спросил Камабан. — Угасающее солнце увидит камень, отмечающий его самую великую силу, и снова затоскует по этой силе, и освободится от своей зимней слабости. Всё получится! Всё получится! — он повернулся и охватил Сабана за плечи. — Я хочу, чтобы он был готов к следующей Середине Зимы ко Дню Зимнего Солнца.

— Он будет готов, — пообещал Сабан.

Камабан посмотрел Сабану в глаза и нахмурился.

— Ты прощаешь меня, брат?

— Что прощаю тебе? — спросил Сабан, прекрасно понимая, о чём спрашивает Камабан.

Камабан скривился.

— Слаол и Лаханна должны быть вместе, — он отпустил плечи Сабана. — Я знаю, что это тяжело для тебя, но боги жестоки к нам. Они жестоки! Иногда ночами я молился, чтобы Слаол выбросил свою плеть, но он заставлял меня истекать кровью. Он заставлял меня истекать кровью.

— А Орэнна дарит тебе радость? — спросил Сабан.

Камабан отшатнулся, потом кивнул.

— Она дарит мне радость, а то, что сделал ты, брат, — он кивнул в сторону храма, — подарит нам всем такую радость. Заканчивай его. Просто заканчивай его.

Он ушёл.

Колонны, обрамляющие вход, принесли к проходу и вернули на свои места, и теперь всё, что необходимо было сделать, это поднять последние камни-перекладины на Небесный круг. Сабана беспокоило, что у последних колонн не будет достаточно времени, чтобы устояться в земле, но Камабан теперь не терпел отсрочек.

— Он должен быть завершён, — настаивал он, — он должен быть готовым.

Готовым для чего? Иногда, когда Сабан долго смотрел на затенённые камни, ему начинало казаться, что у них на самом деле своя собственная жизнь. Когда он был усталым, а освещение тусклым, камни казались двигающимися, словно огромные танцоры, но если он поднимал голову и смотрел прямо на камни, все они были неподвижны. И всё-таки боги ходили среди камней, в этом он был уверен. Храм ещё не был освящён, но боги уже нашли его. Они размышляли над высокими камнями. Иногда по ночам он молился им. Килда нашла его за этим занятием однажды вечером. Она присела и стала дожидаться, когда он закончит, а потом спросила, о чём он молил богов.

— Я постоянно молюсь, чтобы они сохранили жизнь моей дочери.

— Твоя дочь теперь Ханна. И моя тоже.

— Ты думаешь, Дирэввин мертва?

— Я думаю, что она жива, но я думаю, что ты и я всегда будем родителями для Ханны.

Сабан кивнул, но он всё равно молился за Лэллик. Она будет здесь жрицей, а он был строителем этого храма. «В своё время, — решил он, — она перестанет бояться, и будет доверять ему, потому что непременно увидит, какое это прекрасное место — дом для богов, и его построил её отец».

И теперь он почти окончен.

Быки-танцоры скакали в Середине лета. Костры распугивали злобных духов, и на рассвете в самый первый раз восходящее солнце отбросило тень Камня Солнца через кольцо колонн Небесного Круга в сердце храма, где лежали кости Хэрэгга.

Последним камням-перекладинам придали нужную форму. У одного из этих камней углубления оказались слишком близко друг к другу, потому что Камабан настоял, что будет быстрее делать выемки до поднятия камня, и Сабан приказал выдолбить третье углубление. Это будет, молился он, последней задержкой.

Урожай был собран. Женщины танцевали на молотильных участках, а жрецы обмолотили первые зёрна. Рабы больше не ходили в Каталло, так как было мало работы и для работающих в храме, но Камабан всё отказывался освободить их.

— Мы будем кормить их до освящения храма, — сказал он. — Они строили его, они должны увидеть его законченным, а потом они будут свободны.