..
Он вздрогнул, заставил себя сесть. Они все трое были на широкой поляне, кони мирно щипали листья с орешника, калика стоял в тени и смотрел,
запрокинув голову вверх. Ровный призрачный свет мирно струился со звездного неба. Луна была резкая и блистающая, словно ее подняли со дна
морского. От пожара не было и следа. Воздух был чист, без следа дыма.
На другой стороне поляны, скрытый тенью так, что Томас не сразу рассмотрел, высился огромный утес - серый, изгрызанный морозом и ветром, с
оплавленным боком от удара молнии. На нем росли деревца, кусты, из щелей, куда нанесло земли, выглядывала сочная трава. А на уровне груди была
поперечная расщелина, откуда едва слышно лилась прозрачнейшая вода, какую Томас когда-либо видел. Из земли выступал широкий, как надгробие,
камень, вода за долгие столетия выбила в нем подобие широкой чаши, теперь красиво переливалась через край, исчезала в траве.
Через поляну пролетела крупная сова. В когтях извивался крохотный мохнатый зверек. Калика проводил ее внимательным взглядом. Томас попытался
подняться, но голова кружилась, наглотался дыма, сел, прислонившись спиной к дереву. Отпрянул, раскаленные доспехи обожгли спину. Однако железо
уже остывало, это было единственное напоминание о пожаре.
Нет, не единственное. Яра походит на чертенка, только белки глаз, как звезды блистают на черноте неба. Да и калика, отсюда видно, весь в
саже, будто из ада вылез. Его волчья душегрейка стала от копоти черной, но не обгорела.
Томас перекрестился.
- Сэр калика... А ты не верил в чудеса!
Калика озирался, словно колом шарахнутый по затылку.
- Какой сегодня день?
Томас пытался вспомнить, но трудно вспомнить то, чего не знаешь. Простонал слабо:
- Меня суком или чем-то еще по голове задело. Не помню.
- Суком? - удивился калика. - Может быть, даже листком?
А Яра мстительно перечислила, загибая пальцы и морща лоб:
- Сперва сосна рухнула на голову, к счастью - железную, потом дуб, затем ты протаранил ею горящий вяз, только щепки разлетелись, как стая
вспугнутых чижей. Скажи, ворота башни Давида разбивали твоей головой?
- Башню штурмовали сверху, - сухо возразил Томас. - Сэр калика, а зачем календарь язычнику?
- Да память слабеет. Они собираются в конце весны, в последнюю ночь травня, по-вашему - мая, на первый день липня... У вас эта ночь зовется
Вальпургиевой. А второй раз собираются вкупе осенью в день Купы...
Томас смотрел настороженно:
- Кто - они?
Яра сказала с невыразимым презрением:
- Только очень-очень бла-а-ага-а-а-ародный рыцарь может счесть, что он лишь благодаря своей отваге проскакал через такой лесной пожар. В
ночи, через буреломы. Да еще одним скоком за десяток верст!
Томас потянул носом. Неизвестно, что такое версты, наверное, что-то амазонье мифическое, но если лесной пожар где-то и бушевал, то в самом
деле остался за десятки миль.
- Нет, конечно, - ответил он с достоинством. - Не только.
- А что еще?
- Пречистая Дева бдит за своим верным рыцарем!
Он услышал гнусный смешок калики. Лиловые глаза Яры сразу стали зелеными. Она исчезла, словно ее унесло на метле, а Томас заново осматривал
поляну, невольно дивясь ее нехристианской красе.
Призрачный свет лился сверху на ровную широкую поляну. Огромные дубы, приземистые, с наплывами, дуплами, окружали ее со всех сторон. Между
ними можно было разве что протиснуться боком. |