– Если мы начнем сейчас, слэтты могут и вовсе не прийти! – поддержал его Модольв. – Хильмир конунг – очень осторожный человек. Если у него будет хоть тень сомнения в победе, он вообще не ввяжется в эту войну.

– Не стоит давать им много времени на сборы, если мы сами не нуждаемся в нем! – продолжал Хродмар. – Нам нужно спешить!

Торбранд незаметно вздохнул и нагнул голову в знак согласия. При всей своей осторожной расчетливости он не мог возразить Хродмару. Все мысли молодого ярла были заняты только невестой, которую у него хотят отнять, и едва ли он мог сейчас рассуждать здраво. Он готов свернуть горы, а на Квиттинге такой настрой будет кстати.

– Хорошо, – сказал наконец Торбранд. – Мы поедем с тобой, Гродгард сын Кара. А ты, Хродмар ярл, не трать силы понапрасну. Ты снова пойдешь к… к той же цели. Только с другой стороны. И уж на этот раз мы не отступим!

Кюна Далла целый день суетилась, ухитряясь при этом сохранять надменный вид и не упуская случая показать свою власть над всеми домочадцами, но едва ли от ее суеты было много пользы для дела. Сама Ингвильда почти ни в чем не принимала участия. Дома она не смогла бы усидеть сложа руки перед одним из самых больших праздников в году, но сейчас ей все было безразлично. Раз и навсегда она решила не считать Конунгагорд своим домом ни сейчас, ни когда-либо в будущем. А значит, и хлопотать незачем.

Открыв дверь в сени, Ингвильда подобрала платье, чтобы шагнуть за порог, но тут на нее бросился кто-то, летевший навстречу сломя голову. Охнув, Ингвильда подалась назад и прижала к груди кувшин с пивом – она несла его, чтобы отдать отцу, а вовсе не для того, чтобы облить им дочку одного из здешних хирдманов. Девушку звали Арнгуд, но домочадцы давным-давно прозвали ее Глатта, что значит – Гладкая. Во всей ее внешности была какая-то мягкая, шелковистая нежность – в розовой коже, в густых каштановых волосах, даже в рыже-карих глазах, больших и игриво блестящих. По мнению Ингвильды, глаза у Глатты были просто распутные, и она не удивлялась, что в пятнадцать лет та уже пользуется назойливым вниманием всех мужчин Конунгагорда и окрестных усадеб на озере Фрейра.

Охнув в притворном испуге при виде Ингвильды, Глатта ловко обогнула ее и исчезла. Ингвильда шагнула вперед, но тут же наткнулась на Вильмунда. Он бежал со всех ног и ничего, похоже, не видел; Ингвильда вскрикнула, пиво из кувшина плеснуло на него длинным рыжим языком.

– Ах, чтоб тебя! – крикнул Вильмунд, отскочил назад, попытался стряхнуть мокрые пятна с рубахи и только потом глянул вперед, собираясь, как видно, душевно поблагодарить добрую женщину. – Какой козел…

И замер, узнав Ингвильду.

Лицо его являло взору такую смесь смущения и досады, что Ингвильда, первой опомнившись, расхохоталась. Нет, отец совсем неплохо придумал – послать ее за пивом.

– Ах, могучий Вильмунд ярл! – сквозь смех выговорила Ингвильда. – Славно же ты начинаешь свой путь! Пиво валит с ног и берсерков – а ты устоял и сам опрокинул кувшин! Я дам тебе прозвище – Пивная Рубаха! И этот кувшин в придачу! Там еще осталось немного на дне!

Челядь захихикала, пряча улыбки в рукава и бороды. Вот уже много дней домочадцы Конунгагорда никак не могли решить, чью сторону им держать – Ингвильды или Даллы. Но в поединке Ингвильды и Вильмунда каждый выбрал без труда, и сдавленные смешки знаменовали победу Ингвильды.

Вильмунд тоже услышал их, и досада помогла ему прийти в себя.