- Она не открывается,- спокойно проронил Русинов.- Заставлена вещами.
Тот мерил его взглядом, указал жезлом:
- Открывайте боковую!
Русинов открыл и стал рядом, незаметно наблюдая за лицом инспектора,- хоть
бы один мускул дрогнул! Тяжело забравшись в салон, молча осмотрел вещи,
картины полуобнаженных женщин на стенках - специально для отвода глаз
повешены: мужской взгляд уж никак не минует,- однако этот с прежней ленцой
спросил:
- Что в коробках и ящиках?
- Продукты,- ответил Русинов.
- А это что?- Он слегка пнул сапогом резиновую лодку в чехле.
- Резиновая лодка.
- Покажите,- сказал инспектор. Пришлось влезать в салон. Расходясь с
гаишником в тесном проходе, ощутил от него запах зеленой листвы и теплого
асфальта. Шея уже была загоревшая на солнце до черноты, а воротник куртки
вытерт до тканевой основы искусственной кожи. После показа лодки он
почему-то неодобрительно хмыкнул, вроде как дерьмо лодка, и выбрался на
улицу. Русинов решил, что проверка закончилась, но гаишник еще раз
посмотрел на госномера машины и приказал:
- Откройте капот.
Забравшись в кабину, он сунулся к двигателю, что-то тер там, смотрел,
затем сел на сиденье, покачался, словно пробуя, мягко ли, и тут только
Русинов уловил, что его ленивый взгляд лишь прикрытие. На самом деле он
цепко и молниеносно осматривал кабину. Вот задержал взгляд на медвежонке,
тронул его пальцем, вот пробежал глазами по цифрам на бумажке, притиснутой
магнитом к передней панели,- Русинов отмечал километраж,- напоследок
покосился в зеркало заднего обзора.
- Снимайте номера, Александр Алексеевич! - отчеканил он.
Чтобы не возбуждать еще больше себя и его, Русинов послушно достал ключ и
стал откручивать болты. Гаишник с прежним меланхоличным видом выступил на
проезжую часть и поднял жезл автомобилю, идущему в Соликамск. Пока Русинов
справлялся с номерами, он проверил документы, багажник, что-то поспрашивал
у водителя и отпустил с миром. Затем подошел к "уазику" и стал, постукивая
жезлом по сапогу. Это был сильный человек, ничего не боялся: кобура с
пистолетом застегнута и сдвинута к спине. Русинов подал ему жестянки
номеров. Инспектор брезгливо взял их, отнес в свою машину, потом вдруг
по-хозяйски сел в "уазик", запустил двигатель и ловко заехал в загородку у
стены постовой каланчи. Вместо ворот у отстойника была тяжелая двутавровая
балка, которую гаишник запер на замок, и, ни слова не сказав, сел в свой
желто-пестрый "жигуленок".
- Слушай, командир,- все-таки миролюбиво сказал Русинов,- мне что
прикажешь, здесь весь отпуск загорать?
- Если прикажу - будешь загорать,- так же миролюбиво отозвался инспектор и
лихо вывернул на дорогу.
Проводив его взглядом, Русинов вернулся к отстойнику, попинал баллоны и
огляделся. Вокруг было пусто, на открытом поле гулял теплый, почти летний
вечер, по обе стороны от дороги зеленели озимые, и трудно было поверить,
что это мирное место может чем-то угрожать. Он точно знал, что слежки за
ним не было на протяжении всего пути. Много раз он делал проверки,
сбрасывал скорость, чтобы пропустить увязавшийся за ним автомобиль,
запоминая его номер и цвет, но подозрения не оправдывались. И если бы его
вели по радио, передавая от поста к посту, то уже за столько километров
обязательно для порядка где-нибудь остановили и проверили. Русинов давно
водил машину и много ездил, поэтому хорошо знал повадки ГАИ. Неужели в
Москве что-то произошло и Службе - черт знает какой! - стал известен
маршрут движения и конечный его пункт?
Что бы там ни было, а надо приготовиться ко всему. |