|
- Хорошо, Эдуард Никанорович. - Что с иностранцем? - Фотография наружной службы очень низкого качества,- признался помощник.- Ни пограничники, ни таможня не опознали. Работаем с бортпроводницами. В районе двадцати одного часа было два рейса- из Канады прямой и из Испании с посадкой в Кельне. Оба нашей авиакомпании. - Хорошо, пусть трясут пассажиров, пилотов, багажное отделение. Если наружка не научилась снимать, пусть составят фоторобот! Время было ровно тринадцать часов - секретарь внес в кабинет поднос с обедом. Помощник тут же удалился, никто не мог нарушить обеденный перерыв шефа. Арчеладзе снял пиджак, вымыл руки в личном туалете и сел за журнальный столик в комнате отдыха. Секретарь налил ему бокал красного вина, к которому полковник привык в Чернобыле, снял пластмассовые крышки с тарелок и вышел. Арчеладзе отпил вина и откинулся в мягком плавающем кресле. Вдруг ему стало грустно. Как только на службе у него начинали клеиться дела, намечался какой-то успех, он остро ощущал приступы одиночества. Особенно когда садился за стол: не с кем было поговорить - не о деле, а просто так, ни о чем. Может быть, о белых грибах, о погоде, о кулинарных секретах. Есть в одиночку и молча становилось невмоготу, пропадал аппетит. Конечно, ничего не стоит позвать секретаря, любого подчиненного и усадить за свой стол. Воробьев бы прибежал с радостью... Однако он не хотел кого-то выделять и приближать к себе, к тому же отчетливо представлял, что этой нужной, ожидаемой непринужденной беседы никогда не получится. Он знал истинную природу этой грусти, но всячески задавливал в себе даже мысль о ней. На самом деле он всего лишь нуждался в женском обществе. Однако после Чернобыля он ненавидел и презирал прекрасную половину человечества. Об этом подчиненные в отделе хорошо знали и никогда, ни под какими предлогами не впускали женщин в кабинет шефа. Таким образом они и щадили его, и потворствовали подобным всплескам ощущений грустного одиночества. Арчеладзе допил вино, когда на приставном столике тихо зажурчал телефон "неотложных мероприятий": в редких случаях по нему звонили резиденты со срочной информацией. Полковник снял трубку. - Доставили значок, товарищ полковник,- сообщил секретарь.- Исполнитель говорит... - Давай его сюда! - распорядился Арчеладзе, двигая к себе тарелку с салатом. "Сиделка" на сей раз торжествовал: - Приятного аппетита, товарищ полковник! - Принес? - Так точно! - Он разжал кулак и развернул носовой платок.- Вот, изъял незаметно. Пациент считает, что значок застрял в животе, боится, что будут резать... Он хотел положить находку прямо на стол, однако Арчеладзе брезгливо замахал руками: - Убери! Ты его мыл? Ты что мне тащишь?.. - Нет,- растерялся "сиделка",- не успел. Выхватил, и скорее... - Иди в туалет,- приказал полковник.- Вымой с мылом и протри одеколоном. Одеколону не жалей! - Есть! - "Сиделка" поспешил в туалет. Обед и слабый, едва живой аппетит были испорчены. Арчеладзе выпил кофе и налил еще один стакан вина. - Помыл! - возвращаясь, сообщил "сиделка".- Хлорку нашел, так еще хлоркой обработал. - Молодец. - Куда его?- Он опасался теперь класть значок на стол. Взгляд Арчеладзе остановился на пиджаке, висящем на спинке стула. - Прикрути в петлицу. И свободен. "Сиделка" навесил значок со свастикой на пиджак шефа и полюбовался от двери. - Вы теперь как Кальтенбруннер,- пошутил он.- Вам идет, товарищ полковник. |
