- Кому Нигрей передал наблюдение за вишневым "Москвичом"? - перебил его
полковник.
- Группе Локтионова.
- Немедленно свяжись, выясни, что у них...
- Есть!
- Погоди. Что на Рокотова?
- Все по-прежнему.
- Иностранца установили?
- Пока нет, работают.
- В гранатах разбираешься?
- В этой разберусь,- помощник кивнул на гранату.
- Возьми и сам проверь, пустая она или заряженная,- приказал Арчеладзе.-
Мне пока этого хватит. Только сам. Доложишь мне домой, по телефону
спецсвязи. И обстановку доложишь... Я поехал домой.
- Воробьев хотел к вам, товарищ полковник.
- Пошли его на... кошкодава,- меланхолично сказал Арчеладзе.- У кого
позывной "Двадцать два" из наружки?
- У группы Редутинского.
- Подготовь документы на увольнение всей группы. Профнепригодность.
- Есть.
Полковник забывчиво похлопал по карманам, затем, вспомнив, взял пистолет
"ПСМ" из ящика стола.
- Хотя нет, погоди... Пусть еще поработают. Все, я- домой.
...А дома было пусто, пыльно и тихо. У Зямщица в пустой квартире сидел
хоть кот; тут же, кроме нескольких осенних мух на кухонном окне,- ни
души...
Полковник принял душ, после которого обрядился в пижаму и стал готовить
ужин. С женой он разошелся еще до Чернобыля, как только на подобные вещи в
КГБ стали смотреть сквозь пальцы и это перестало отражаться на карьере. А
после Чернобыля женщины вообще не бывали в этом доме. Полковник давно
привык все делать сам, хотя на службе любил быть барином. Он, как
профессиональная повариха, нарезал мерзлого мяса тонкими ломтиками, бросил
в жир на сковородку и принялся чистить крупные головки лука. В его
русско-украинско-мордовской крови бродили остатки грузинской крови: он
любил готовить и есть острые мясные блюда. Лук был злой, ядреный и начал
драть глаза, как слезоточивый газ "Черемуха". Полковник намочил под краном
нож и луковицы, но на сей раз это не помогло. Слезы продолжали течь и
скоро пробили влажную дорожку до верхней губы. Он ощутил их соль, бросил
нож и некоторое время сидел сгорбившись на кухонной табуретке, ощущая на
губах горечь. Иногда дома ему становилось особенно грустно и одиноко.
Почему-то вспомнился Птицелов, который тоже был один и жил примерно так
же, как полковник. Правда, в его квартире было много птиц...
Мышление, привыкшее к постоянному анализу, неожиданно соединило три судьбы
разных людей в одну, и он не ощутил странности, что жизни Зямщица,
Птицелова и его, полковника МБ, так похожи. Пожалуй, "мидак" лишь чуть
счастливее - все-таки есть сын. Но теперь - несчастнее всех...
Золото как бы соединяло всех и одновременно становилось причиной
одиночества. И суть тут не в самом металле, а в том поле, которое
образовывалось вокруг него. Всякий оказавшийся в нем отчего-то испытывает
это тягостное чувство...
И полускрытную жизнь, и несвободу, и сумасшествие.
Через несколько минут полковник умылся холодной водой, включил телефон
спецсвязи и, не уронив ни единой слезы, напластал целую миску лука. В доме
сразу запахло живым - острой мужской пищей.
"Гогия, ты памидоры любишь? Кушать- да, а так- нэт..."
Он не хотел думать о службе и, пока жарилось мясо, сервировал стол, молол
кофе ручной "мельницей", убирал тряпкой воду из-под холодильника. Позвонил
помощник, доложил, что граната учебная, но запал боевой. Полковник
выслушал и тут же забыл об этом. Собственная жизнь и ее безопасность
волновали его, но не до такой степени, чтобы думать, даже когда вытираешь
пол. |