— Охрану поставить нужно, — согласился полицейский. — Вечером я дам распоряжение об этом.

— Нужно послать туда по меньшей мере двоих, — сказал Рикард. — Если все тридцать человек будут ломиться в ворота, их не так-то легко будет усмирить.

Они направились дальше по улицам Хальдена, к центру. Под ногами у них был твердый, хрустящий наст. Над Фредрикстеном поднималась луна. На морозе у всех замерзли уши.

Вздохнув, Рикард сказал:

— Еще сегодня я думал, что знаю имя исчезнувшей женщины. Все свидетельствовало в пользу того, что это была Агнес Йохансен… Но это оказалось не так!

— Да, здесь есть какая-то тайна, — согласился полицейский. — Кстати, я забыл тебе сказать, Рикард, что эта молодая женщина из больницы, Винни Дален, звонила сегодня во второй половине дня и хотела поговорить с тобой.

— Неужели? — удивленно произнес Рикард и остановился. — Наверняка я отсутствовал в это время. Ты случайно не знаешь, о чем она хотела со мной поговорить?

— Она была чем-то напугана и плакала. Она говорила о Судном дне. Я пытался успокоить ее, сказав, что пастор просто шарлатан, но она была очень взволнована и хотела поделиться с тобой чем-то.

— Бедняжка, — вздохнул Рикард. — В изолятор мне уже сегодня не попасть, но позвонить туда я могу.

— Позвони, конечно, я думаю, ее что-то тревожит.

— Если бы так!

Молодой стажер, в спешке забывший надеть униформу, теперь прикрывал уши концами ярко-красного шарфа.

— «Мы призваны унаследовать после вас землю…» — вспомнил он слова пастора. — Это же чистейшее надувательство!

— Надувательство самого худшего сорта, — согласился Рикард.

Они направились к причалу. Снег казался голубоватым в свете луны, земля была покрыта инеем. Суровая картина зимы.

Пастор был в приподнятом настроении.

В этот день весь мир должен был прийти в изумление, услышав его пророчества, которые с такой неумолимостью сбывались. Его слава должна была затмить все и вся…

А впрочем, мало кому придется увидеть его триумф после свершения пророчества! Только этой жалкой толпе прихожан. Как жаль!

Ему следовало заранее возвестить о приходе Судного дня. И он сделал это, и теперь шла завершающая стадия этого великого события.

Прихожане были заметно взволнованы, их поведение отличалось почти экстатической нервозностью. Настроение их следовало поддержать молитвами и подбадривающими призывами.

Прунку уже начинало казаться, что Господь слишком медлит с трубами архангелов. Что же касается присутствия бацилл, то это мало что меняло. Пастор ждал какого-то особого знамения. По радио ничего не сообщали о катастрофах и массовой гибели людей. Диктор, как обычно, говорил о рыболовном промысле. Неужели эти тупицы не понимали, что их ожидает? Миру осталось существовать всего каких-то несколько часов, а они говорят о ловле сельди у Склиннабанкена!

Ему следовало попасть в радиостудию — вот куда ему было нужно! Но, с другой стороны, ему вовсе не хотелось, чтобы люди, масса людей, бросились спасать свои ничтожные жизни — спасены должны были быть только те, кто верил ему, Прунку!

Пастор не понимал, что уподобляет себя самому Христу. Все его мысли были теперь привлечены к дилемме: лишить всех Благодати или прославиться в качестве величайшего из пророков?

Он знал, что среди его прихожан много сомневающихся, тех, кто больше боялся эпидемии оспы, чем гибели в Судный день.