Вот почему настоящих музыкантов так немного. Очень многие могут петь или пиликать на скрипке. А музыкальная шкатулка и подавно может сыграть одну и ту же песню сколько угодно раз без сучка без задоринки. Но знать ноты еще мало. Надо еще уметь сыграть их правильно. Беглость пальцев нарабатывается со временем и с практикой, а вот с чувством ритма надо родиться. Оно либо есть, либо нет.
У Денны с ритмом было все в порядке. Она играла медленно, но не было впечатления, будто она играет неуверенно. Мелодия тянулась, точно долгий поцелуй. Не то чтобы я тогда что-то знал о поцелуях. Но, видя, как она стоит, обнимая руками арфу, с сосредоточенно прикрытыми веками, слегка поджав губы, я чувствовал, что, когда придет мое время целоваться, мне хочется делать это столь же протяжно, старательно и неспешно.
И еще она была прекрасна. Думаю, неудивительно, что меня особенно тянет к женщинам, у которых музыка в крови. Но в тот день, когда она играла мне, я впервые увидел ее такой, какая она есть. Прежде меня все отвлекала то новая прическа, то покрой платья. Но теперь, когда она заиграла, все это исчезло из виду.
Что-то я заговариваюсь… Довольно будет сказать, что играла она впечатляюще, хотя заметно было, что она только учится. Несколько раз она брала неверную ноту, но не морщилась и не вздрагивала, как бывает с новичками. Как говорится, ювелир узнает алмаз и без огранки. Вот так и я. А она была алмазом. Ну, вот так.
— Я смотрю, ты далеко ушла от «Белочки на крыше», — негромко заметил я, когда отзвучали финальные ноты.
Она только плечами пожала, не глядя мне в глаза.
— Да мне тут и делать почти нечего, остается только заниматься, — сказала она. — Келлин говорит, что я не лишена дарования.
— И давно ты занимаешься? — спросил я.
— Оборота три… — Она призадумалась, потом кивнула: — Чуть меньше трех оборотов.
— Матерь Божья! — сказал я, покачав головой. — Никому не рассказывай, как быстро ты научилась играть. Прочие музыканты тебя возненавидят.
— У меня пока еще пальцы не разработались, — сказала она, глядя на свои руки. — Я не могу заниматься столько, сколько хочется.
Я взял ее за руку и развернул ладонью кверху, чтобы посмотреть на кончики пальцев. На них были подживающие кровавые мозоли.
— Да ты…
Я поднял голову и вдруг увидел, как близко она от меня. Рука ее была прохладной на ощупь. Она смотрела на меня огромными темными глазами. Одна бровь слегка приподнята. Не изумление, не игривость — просто сдержанное любопытство. Я вдруг ощутил пустоту и странную слабость в животе.
— Что — я? — переспросила она.
Я сообразил, что понятия не имею, что именно собирался сказать. Хотел было ответить — «Понятия не имею, что я хотел сказать». Но тут же подумал, что это было бы глупо. Поэтому не сказал ничего.
Денна опустила глаза, взяла меня за руку и перевернула ее ладонью кверху.
— А у тебя руки нежные, — сказала она, легонько коснувшись моих кончиков пальцев. — Я думала, мозоли будут жесткими на ощупь, а они нет, гладкие такие…
Сейчас, когда она не смотрела мне в глаза, я немного пришел в себя.
— На это просто нужно время, — объяснил я.
Денна подняла глаза и лукаво улыбнулась. Мой разум сделался пуст, как новый лист бумаги.
Секунду спустя Денна отпустила мою руку и прошла мимо меня на середину комнаты.
— Быть может, хочешь чего-нибудь выпить? — спросила она, грациозно опускаясь в кресло.
— Я был бы весьма признателен, — ответил я чисто машинально. Я осознал, что по-прежнему держу руку в воздухе, как дурак, и опустил ее. |