За все эти годы я не рассказывал об этих событиях ни единой живой душе. Я даже ни разу не прошептал это вслух в пустой комнате. Я хранил эту тайну долго и ревниво, и теперь стоило мне подумать об этом, как она столь тяжко начинала давить мне на грудь, что я едва мог дышать.
Я снова обмакнул перо, но слова не шли на ум. Я откупорил бутылку вина, думая, что оно поможет мне высвободить тайну. Даст какую-нибудь зацепку, за которую можно будет вытянуть ее наружу. Я пил и пил, пока комната не пошла кругом, а кончик пера не покрылся коркой засохших чернил.
Несколько часов спустя на меня по-прежнему смотрел чистый лист бумаги, и я в ярости и отчаянии колотил кулаком по столу, пока не расшиб руку до крови. Вот как тяжела может быть тайна. Доходит до того, что кровь льется легче чернил.
ГЛАВА 74
СЛУХИ
На следующий день после того, как я поссорился с Денной, я проснулся после обеда, чувствуя себя ужасно несчастным по всем очевидным причинам. Я поел, принял ванну, однако гордость помешала мне спуститься в Северен-Нижний и отыскать Денну. Я отправил кольцо Бредону, однако посыльный вернулся с известием, что Бредон еще не вернулся.
Поэтому я откупорил бутылку вина и принялся листать кипу историй, которые мало-помалу копились у меня в комнате. Большинство из них представляли собой злобные кляузы. Однако их мелочная склочность соответствовала моему душевному состоянию и помогала отвлечься от собственных несчастий.
Так я узнал, что прежний граф Бэнбрайд умер вовсе не от чахотки, а от сифилиса, который подцепил от любвеобильного конюха. Лорд Вестон питает пристрастие к смоле деннера, и все деньги, предназначенные на ремонт королевского тракта, уходят на это дело.
Барону Джакису пришлось заплатить нескольким чиновникам, чтобы избежать скандала, когда его младшую дочку обнаружили в борделе. Эта история существовала в двух версиях: согласно одной, она торговала собой, согласно другой — покупала. Эти сведения я отложил для дальнейшего использования.
Я откупорил вторую бутылку к тому времени, как прочел, что юная Неталия Лэклесс сбежала с труппой бродячих актеров. Родители от нее, разумеется, отреклись, и Мелуан осталась единственной наследницей владений Лэклессов. Это объясняло, отчего Мелуан так ненавидит эдема руэ, и заставило меня лишний раз порадоваться, что я не стал афишировать свое происхождение здесь, в Северене.
Трое, независимо друг от друга, поведали мне, что герцог Кормисант, напившись пьян, разъярился и отколотил всех, кто подвернулся под руку, включая собственную жену, сына и нескольких гостей, приехавших отобедать. Еще там было краткое и рискованное повествование о том, что король с королевой устраивают в своих личных садах, вдали от глаз придворных, разнузданные оргии.
Фигурировал там даже Бредон. О нем писали, что он проводил в глухих лесах за пределами своих северных поместий языческие ритуалы. Описание ритуалов было исполнено столь экстравагантных мелких подробностей, что я заподозрил, что его содрали из какого-нибудь старинного атуранского романа.
Я читал до темноты и не успел одолеть и половины той кипы, когда у меня закончилась вторая бутылка. Я собирался уже отправить посыльного за новой, как вдруг услышал слабый шелест воздуха из соседней комнаты, говорящий о том, что Алверон вошел ко мне через потайной ход.
Когда он появился в комнате, я сделал вид, будто удивился.
— Добрый вечер, ваша светлость, — сказал я, поднимаясь на ноги.
— Сидите, если вам угодно, — коротко ответил он.
Я остался почтительно стоять: я уже успел убедиться, что с маэром лучше перегнуть с церемониями, чем наоборот.
— Как идут дела с вашей дамой? — поинтересовался я. Из взбудораженной болтовни Стейпса я знал, что роман стремительно близится к цели.
— Мы сегодня заключили официальную помолвку, — рассеянно отвечал он. |