Он внимательно посмотрел на нее взглядом, полным надежды:

— Я знаю, что ты постараешься, тетя Грайанна.

Она протянула руки и обняла мальчика. Она редко так поступала и почувствовала себя неловко, но мальчик быстро обнял ее в ответ, и ей стало гораздо лучше.

— Будь осторожна, — прошептал он.

Она отпустила его и стала медленно спускаться по дорожке в темноту.

— Благодарю тебя, — произнес он ей вслед. — За то, что ты это делаешь.

Она, не оглядываясь, помахала ему в ответ.

* * *

День близился к вечеру, и свет начал постепенно угасать. Пен стоял, пока не почувствовал усталость, затем присел, прислонившись спиной к древнему стволу, и неотрывно смотрел в овраг, как часовой на посту. Он прислушивался к звукам, хотя и не очень внимательно, но нигде не раздавалось никаких звуков. Тишина окутала овраг, лес и, как ему казалось, весь мир. Он смотрел на узоры, образованные светом и тенью, как они калейдоскопическими картинками медленно перемещались по земле. Он вдыхал ароматы, которыми наполняли воздух сам лес и те существа, которые в нем обитали. Он потер притупленные кончики своих травмированных пальцев и вспомнил, как это случилось. Он вспомнил, что он чувствовал, когда соединился с тейнквилом во время вырезания рун. Он вспомнил ночь в лесу на этом острове и свою ужасающую встречу с Афазией Ваем.

Но, главным образом, он вспоминал Синнаминсон. Он мог представить ее лицо и то, как она улыбалась. Он вспоминал, как она двигалась. Он мог услышать ее голос. Она была там, у него в голове, живая и здоровая, и от ее потери ему захотелось кричать.

Но вместо этого, он улыбнулся. Он знал, что она вернется к нему. Он верил в свою тетю Грайанну. Он верил в ее магию и ее опыт, верил ее словам, что она найдет способ это сделать. Он любил Синнаминсон, хотя прежде никогда не влюблялся в девочек, и ему не с чем было сравнивать то, что он чувствовал к ней. Но он считал, что любовь является состоянием души, причем у каждого человека оно свое, и поэтому не существует стандартов, по которым можно было бы измерить ее силу. Он знал, какие чувства испытывал к Синнаминсон, и если разница между тем, что он чувствовал, когда она была с ним, и тем, когда ее нет, представляла собой точное мерило, тогда он не мог представить, как любовь может быть еще сильнее.

Время проходило, и в конце концов, когда так никто и не появился, а темнота начала сгущаться, он задал себе вопрос, что он будет делать, если его тетя не справится и Синнаминсон не вернется к нему.

Потом он задремал, не в силах заставить глаза открыться, разморенный теплотой и яркостью заходящего солнца, свет которого лучами проникал сквозь прорехи в кронах деревьев. Он не впал в глубокий сон, а завис на самом краю бодрствования, обхватив руками колени и склонив голову на грудь.

Глаза закрылись, он задремал.

Потом что–то заставило его проснуться — какой–то шепот, незаметное движение, ощущение чьего–то присутствия, — и подняв глаза, он обнаружил, что перед ним стоит Синнаминсон. Она скорее напоминала духа, чем человека из плоти и крови, бледная, худая и растрепанная, в своих рваных одеждах. Он медленно поднялся на ноги и стоял, глядя на нее, боясь, что это все ему причудилось.

— Это я, Пен, — сказала она с глазами, полными слез.

Он не бросился к ней, не обнял и не прижал к себе, хотя ему очень хотелось это сделать, чтобы убедиться, что это именно она. Наоборот, он медленно подошел к ней, как будто время не имело никакого значения. Он взял ее руки и держал их, глядя на ее лицо, на россыпь веснушек и молочные глаза. От ее тела исходил затхлый запах земли и сырости, а тонкое корешки все еще цеплялись к предплечьям.

Пен протянул руку и коснулся ее лица.