Изменить размер шрифта - +
Быков хотел было идти, но тут внимание его привлекла фотография, лежавшая на столе. Фотография была знакома - прекрасная женщина с грустным лицом, в синем платье, закрытом до шеи.

    «Маша Юрковская», - вспомнил Быков. Он вздохнул.

    Из-под фото виднелся край исписанной бумаги, тут же лежал вскрытый пустой конверт. «…объяснимся раз и навсегда. Мне надоели твои…» Быков испуганно замигал и поспешно отошел от стола.

    Бедный Иоганыч! Вот к чему пришла твоя любовь… Даже ты, веселый и добрый, шутивший и смеявшийся в самые крутые минуты… ты не можешь забыть о ней и сейчас, за несколько дней до старта в неведомое.

    -  Именно сейчас - вот что самое омерзительное! - загремел вдруг за стеной голос Юрковского. - Прислать такое письмо именно сейчас… И не успокаивай меня, б-брат милосердия, божья коровка! Ведь она же дрянь!..

    -  Не смей! (Быков сначала не понял, чей это пронзительный выкрик.) Не смей так говорить о ней! В конце концов, это совсем не твое дело!

    -  Нет, и мое! И не потому, что она моя сестра. Это дело всех - и Краюхина, и каждого из наших ребят, в том числе и твоего краснорожего пустынника. Там, куда мы идем, жизнь всех будет зависеть от каждого. Мы должны быть абсолютно уверены друг в друге, а теперь я думаю: хватит ли у тебя в таком состоянии цепкости, воли к жизни? Не подведешь ли ты нас, Григорий Дауге?

    -  Полегче, Володя!

    -  Ничего не полегче… Неужели ты не раскусил ее, эту мою очаровательную сестричку? Ведь это не человек - это кукушка! Да-да, кукушка! Отними у нее смазливое рыльце, и что от нее останется? Мало разве других женщин? Верных, любящих, умных… Что ты за нее цепляешься?

    Быков на цыпочках прошел в свою комнату и плотно притворил дверь. Вряд ли Дауге станет сегодня заниматься спецкостюмом, да и самому Быкову было теперь не до этого. Нужно было о многом подумать. Он разделся, лег, закрыл глаза. Лучше всего, пожалуй, постараться уснуть. Он поднялся, чтобы опустить штору, и в ту же минуту вошел Дауге. Он был такой, как всегда, - слегка встрепанный, со сбитым набок галстуком. Быков сел и уставился на него.

    -  Уже лег? - спросил Дауге. - А спецкостюм? Что ты на меня так смотришь, Алексей? Что-нибудь не в порядке?

    Он поднес руку к лицу, затем посмотрел себе на грудь.

    -  Да нет, ничего… Это я так, - с трудом выдавил из себя Быков. - Я думал, сейчас уже поздно…

    -  Ничего не поздно. Одевайся, идем. Сегодня тебе нужно освоиться со спецкостюмом, иначе завтра, боюсь, не успеем. Где ты так задержался?

    -  С «Мальчиком» возился. Боязно мне, Иоганыч… Провалюсь я на этих испытаниях.

    -  На каких испытаниях?

    -  Как - на каких? О которых Краюхин сегодня говорил. Помнишь, когда возвращались…

    -  А-а! Ну, мне кажется, не провалишься, Алексей. Водитель ты хороший, я знаю.

    -  «Водитель»… Как начнут вводные давать…

    Дауге удивленно посмотрел на него:

    -  При чем здесь вводные? Ты, Алексей, и без вводных взмокнешь так, что тебя потом выжимать придется.

    -  Не понимаю.

    -  Между тем все просто. Будет испытательный пробег. Завтра сделаешь марш по сильно пересеченной местности, усиленной искусственными препятствиями, как говорят спортсмены.

    -  Один?

    -  Кто-нибудь будет с тобой, не знаю… Готов? Пошли.

Быстрый переход