— Чтобы выглядело более естественно, другими словами?
— Именно.
— Как у меня, к примеру?
Я смотрю на парикмахера. Его прическа наводит на мысли об авианосце, прорывающемся через разбушевавшееся море, или, может, об экстравагантной фигурной стрижке деревьев.
— Даже что-то более спокойное, чем у вас, — предлагаю я, начиная нервничать.
Он задумчиво кивает головой с таким видом, что я осознаю: мы с ним — жители разных планет; затем произносит резким решительным тоном:
— Я знаю, что вы хотите. Мы называем эту стрижку «Уэйн Ньютон».
— На самом деле это не совсем то, что я имел в виду, — начинаю я спорить, но он уже опускает мой подбородок на грудь и набрасывается на меня с машинкой для стрижки волос.
— Это очень популярная стрижка — каждый в команде по боулингу ходит с такой, — добавляет он и машинкой начинает снимать волосы с моей головы, словно обои со стенки.
— Я правда не хочу выглядеть как Уэйн Ньютон, — бормочу я, ощущая, как мой подбородок прижимается к груди, но мой голос тонет в жужжании танцующей машинки.
И так я сижу в течение маленькой мучительной бесконечности, разглядывая свои колени, под строгим указанием не двигаться, и прислушиваюсь к ужасающему звуку машинки, разъезжающей по моему скальпу. Краем глаза я могу видеть огромные копны остриженных волос, падающие на пол.
— Не снимайте слишком много, — мычу я время от времени, но он так занят оживленным разговором с парикмахером и клиентом на соседнем кресле о перспективах баскетбольной команды «Чикаго Буллз», что лишь изредка переключает свое внимание на меня и мою голову, обычно чтобы пробормотать: «О, черт» или «Ой, жуть».
Наконец он резко поднимает мою голову и говорит:
— Как вам такая длина?
Я кошусь в зеркало, но без очков вижу только что-то, смутно похожее на розовый воздушный шарик.
— Не знаю, — отвечаю я. — Выглядит ужасно коротко.
И тут замечаю, что он нерадостно смотрит на все, что выше моих бровей.
— Мы решили под Пола Анку или Уэйна Ньютона? — спрашивает он.
— Ну, на самом деле ни то ни другое, — говорю я, довольный, что наконец-то появилась возможность расставить все по своим местам. — Я просто хотел слегка подкоротить.
— Позвольте задать вопрос, — говорит он. — Как быстро растут ваши волосы?
— Не слишком быстро, — отвечаю я и внимательнее вглядываюсь в зеркало, но все еще не могу ничего разглядеть. — А что? Какие-то проблемы?
— О нет, — говорит он, но с таким видом, что звучит как «О да». — Нет, все замечательно, — продолжает он. — Просто, похоже, я левую часть вашей головы подстриг под Пола Анку, а правую — под Уэйна Ньютона. Позвольте еще вопрос: у вас есть большая шляпа?
— Что вы сделали? — спрашиваю я, голос предательски лезет вверх, однако он уже удаляется, чтобы проконсультироваться с коллегами. Все смотрят на меня как на жертву автомобильной аварии и разговаривают шепотом.
— Думаю, это все антигистамин, который я принимаю, — грустно произносит Пальцы.
Один из его коллег подходит, чтобы взглянуть поближе, и решает, что моя внешность — еще не катастрофа.
— Если взять часть волос за левым ухом, — говорит он, — убрать их назад и закрепить над другим ухом, и, может быть, снова прикрепить часть этих отсюда, тогда можно превратить его в загримировавшегося Барни Раббла.
Он поворачивается ко мне. |