Когда родилась Кэсс, мама не знала, как назвать её. Маму мучили сильные приступы тошноты, и Боу, недавно поселившаяся по соседству, в течение первых четырех месяцев или около того, провела рядом с ней много времени, заваривая травяной чай или растирая ей ноги, чтобы она хотя бы иногда откладывала в сторону солёный крекер. Боу и была той, кто предложил имя Кассандра.

— В греческой мифологии она была предсказательницей, — сообщила Боу матери, которая склонялась скорее к таким именам, как Алиса или Мария. — Конечно, она закончила не слишком хорошо, но кто вообще заканчивал хорошо в мифах? Кроме того, чего еще можно желать для дочери, если не возможности увидеть свою судьбу?

К тому моменту, когда на свет появилась я, мама и Боу стали лучшими подругами. Настоящее имя Боу было Кэтрин, но она терпеть его не могла, так что меня назвали Кэйтлин, выбрав ирландский вариант. Имя Кэсс всегда казалось мне крече, но быть названой в честь Боу было чем-то особенным, так что я никогда не жаловалась. Имя было единственным, в чем я завидовала Кэсс. Не смотря на всю нашу похожесть, имя было тем, что мы не разделяли.

Моя сестра не была предсказательницей, во всяком случае, в восемнадцать лет. Она два года подряд была президентом класса, звездой женской футбольной команды (чемпион штата в младших и выпускном классах), и Королевой Школьного Бала. Каждый четверг она добровольно нарезала овощи для супа в приюте для бездомных, два раза прыгала с парашютом и была знаменитостью в нашей школе, благодаря тому, что стала инициатором забастовки учеников из-за увольнения популярного учителя английского языка (его уволили за введение в школьную программу "сомнительного материала" в виде «Возлюбленной» Тони Моррисона). Кэсс попала даже в выпуск местных новостей, четко и сердито выступая перед репортером. Её глаза гневно сверкали, за её спиной маячила половина школы, стараясь попасть в кадр. Мой отец сидел в кресле и усмехался, глядя на эту сцену.

На моей памяти Кэсс лишь дважды была в депрессии. Первый раз — после футбольного чемпионата штата на втором курсе, когда она пропустила гол, который мог бы стать победным. Тогда сестра заперлась в комнате на целый день. Она никогда не заговаривала об этом снова, сосредоточившись на следующем сезоне, во время которого она полностью оправилась от промаха и забила два единственных гола за весь Чемпионат.

Второй раз произошел в конце её последнего года старшей школы, когда её первый парень, Джейсон Паркер, бросил ее ради возможности «встречаться с другими людьми» и «наслаждаться свободой». Это было последнее лето перед колледжем, Кэсс тогда рыдала целую неделю, сидя в халате на кровати и отказываясь куда-либо идти. Она отстранилась от всех, стала проводить много времени с Боу — они пили чай, обсуждали дзен-буддизм и читали сонники. Тогда Кэсс и начала обращать внимание на мелочи, словно разыскивая послание мира для себя.

Она поступила в три из четырех университетов, в которые подала заявления, и в итоге выбрала Йельский университет. Мои родители были в восторге, устроили вечеринку по этому поводу. Мы аплодировали и радостно кричали, когда она наклонилась, чтобы разрезать большой торт с надписью «БЕРЕГИСЬ, ЙЕЛЬ: КЭСС ИДЁТ!», который моя мама специально заказала в кондитерской.

Но на самом деле Кэсс была сама не своя. Она улыбалась, принимала одобрительные похлопывания по плечам, закатывала глаза по поводу гордости и взволнованности родителей, но мне казалось, что она просто плыла по течению. Я подумала тогда, что, возможно, она ждала знака, пыталась найти что-то, чего не могла увидеть с нами или даже в Йельском университете.