— Подожди, Кэсс!

— Иди, — сказала сестра, и миссис Гэрвер подскочила ко мне, схватила меня за руку и потащила за собой. — Иди вперед, Кейтлин, просто иди.

— Кэсс!

Я пыталась вырваться из хватки учительницы, но она увела меня уже довольно далеко, и я могла только оборачиваться, пытаясь еще хоть раз увидеть Кэсс и видя лишь пустые стеклянные витрины.

Я резко села в кровати и взглянула на часы. 10:30. Внизу слышалось бормотание телевизора — папа смотрел новости. Подойдя к окну, я увидела Боу на их со Стюартом кухне, она сидела у окна, читая книгу. Я вернулась в кровать, закрыла глаза и представила Кэсс в красном свитере, стоящую за стеклянной витриной и желающую мне удачи. Повинуясь какому-то неизвестному импульсу, я снова вскочила, достала дневник из-под матраса и открыла его на чистой странице.

«20 декабря.

Дорогая Кэсс.

Не знаю, прочитаешь ли ты это когда-нибудь. Может быть, я и не захочу показать тебе этого. Но со мной кое-что случилось, и ты — единственная, с кем я могу поделиться. Сегодня во сне я видела тебя, но это длилось совсем недолго — я снова потеряла тебя. А еще мне кажется, что я теряю себя.

Мой парень, Роджерсон, ударил меня сегодня вечером. И это был не первый раз. Знаю, тебе не верится, что я позволила этому случиться. Я тоже не верю в это. Но признать это гораздо тяжелее, чем ты можешь подумать. Я люблю его. Да, это звучит так жалко и глупо, но я могу простить его! Хотя сегодня я в этом уже не так уверена. Он причинил мне боль, Кэсс, и мне больно до сих пор…»

Глава 10

— Кейтлин?

Я вздрогнула и открыла глаза. Учитель английского, мистер Ленсинг, стоял возле меня с потрепанным сборником стихов Т.С. Элиота в руках. В классе была необычайная тишина, и все смотрели на меня.

— Да?

— Ты слышала вопрос? — он покачал книгой, поправляя очки на носу. — Я спросил о символизме образов русалок в «Любовной лирике Альфреда Пруфрока».

— О, — я опустила взгляд на собственный экземпляр книги, который все еще был закрыт, и поспешно начала искать нужную страницу. — Я… Ммм… Я думаю…

— Страница сто восемьдесят четыре, — прошептал мне сзади президент класса Ричард Спеллмен. — Вверху страницы.

— Да, — я начала ускоренно листать книгу. Сто пятьдесят, сто шестьдесят два, сто семьдесят четыре. Ну где же это? — Хм, русалки. Ну…

Через несколько парт от меня кто-то хмыкнул. Еще кто-то кашлянул. Мистер Ленсинг снова поправил очки.

— Кто-нибудь может нам помочь? — устало спросил он. — Ричард?

— Русалки представляют собой нечто, недоступное искателю, — сказал Ричард, и кто-то снова хмыкнул. — Когда автор говорит, что русалки не станут петь для него, он говорит о своей отделенности от мира. Он под водой, а эти русалки приняли его, как равного себе. Но он все же человек, и он понимает это в последней строфе.

Я, наконец, добралась до нужной страницы и быстро пробежала глазами текст: «Покуда голос человека не разбудил нас…. И мы пошли ко дну».

— Очень хорошо, — мистер Ленсинг закрыл книгу, и тут прозвенел звонок. — К следующему уроку прочтите и будьте готовы обсудить «Пустошь». И не забудьте, что тест через неделю!

Все шумели, закрывали свои книги, расстегивали и застегивали сумки, выходили из класса. Я положила тетрадь в сумку и встала, взглянув в окно, на парковку под серым февральским небом.

— Кейтлин? — мистер Ленсинг за своим столом внимательно смотрел на меня.