Некоторые погибают.
— Они бы всё равно когда-нибудь умерли. Всегда быть птицей неинтересно. Ты бы, мамочка, разве хотела?
«Ну что мне с ним делать!» — подумала мама, но промолчала.
— Да вот ещё, вспомнил, — продолжал Алмаз. — Папа рассказывал, когда мы с ним ходили в Эппинский лес, что шиповник, боярышник, остролист, — всё это птичьи амбары, где на зиму для них припасены ягоды.
— Конечно. Видишь, о птицах позаботились. Но для нас с тобой, сынок, таких амбаров не бывает.
— Совсем не бывает?
— Нет. Нам нужно зарабатывать на хлеб.
— Хорошо, пойдём зарабатывать, — произнёс мальчик, поднимаясь.
— Нам некуда идти. У нас нет работы.
— Тогда давай подождём.
— А так мы умрём с голоду.
— Нет. У нас же есть корзинка. Знаешь, мам, я думаю, наш амбар — это корзинка.
— Она слишком маленькая. И куда нам податься, когда она опустеет?
— К тётиному буфету, — тут же сообразил Алмаз.
— Нельзя же нам съесть все тётины припасы и оставить её умирать с голоду?
— Конечно, нет. Мы ещё раньше вернемся к папе. К тому времени он обязательно отыщет другой буфет.
— Откуда ты знаешь?
— А я и не знаю. Но у меня вот даже буфета не было, а еды было всегда вдоволь. Ты даже иногда говорила, что я чересчур много ем.
— Так это потому, что у меня был буфет для тебя, сынок.
— А когда в твоём еда закончилась, настало время тётиного.
— Так не может продолжаться всё время.
— Почему? Знаешь, мамочка, я думаю, где-то стоит большой-пребольшой буфет, а из него наполняются маленькие буфеты.
— Хорошо бы найти, где он стоит, — произнесла мама и надолго замолчала. Вряд ли Алмаз понял, о чём она думала, зато я знаю наверняка. Ей вспомнились слова, которые она услышала вчера в проповеди: не заботьтесь о том, что вам есть завтра, ибо чего не желаешь, того и потерять нельзя. Вот почему, не говоря больше ни слова, она достала из корзинки еду, и они с Алмазом пообедали.
Алмаз ел с большим аппетитом. Он сильно проголодался на свежем воздухе. К тому же он не тревожился, как мама, о том, что будет через неделю. После того, как мальчик провёл столько времени в Стране Северного Ветра безо всякой еды, он твёрдо понял, что еда не так уж важна в жизни, иногда люди могут прекрасно без неё обходиться.
Мама за обедом не произнесла почти ни слова. Потом они немного прогулялись, но Алмаз ещё не до конца окреп и быстро устал. Однако он и не думал капризничать. Он слишком радовался ветру и солнышку, чтобы жалеть о том, что не может порезвиться всласть. Мальчик лёг на песок, мама укутала его шалью, села подле сына и достала рукоделие. Но Алмаза клонило в сон, он отвернулся и сонно посмотрел на песчаный берег. Невдалеке что-то шевелилось на ветру.
— Что там такое, мамочка? — спросил мальчик.
— Какой-то обрывок бумаги, — ответила та.
— Он вроде больше обрывка, — заметил Алмаз.
— Хочешь, схожу посмотрю? — предложила мама. — Глаза-то у меня уже не те, что раньше.
Она поднялась, подошла поближе и увидела, что оба они отчасти были правы — в песке лежала тоненькая книжка. Её почти засыпало, но несколько страниц ещё шелестели на ветру. Мама подняла книгу и принесла Алмазу.
— Что там, мама? — спросил мальчик.
— Кажется, детские стихи, — ответила та.
— Мне так хочется спать. Почитай немножко, — попросил сын.
— Конечно, — согласилась мама и начала читать. |