Едва переставляя ноги, тащу на себе сгусток своего вожделения. «Куда же ты, дурачок? — шепчет некто из-под маски. — Там, снаружи, боль, страх и одиночество. С нами ты не будешь один. Мы останемся вместе навечно. Здесь тебе нечего бояться. Сюда не приходят кроты. Мы будем танцевать и любить друг друга до конца темноты. И еще… Я хочу тебя прямо сейчас, малыш…»

Ее рука у меня в паху. Черт, это слишком для того, кто никогда не спал со зрячей! Темнота отрастила себе руку. Я в ее власти. В ее пасти. Или уже во чреве? Погибаю. Она поглощает своих любовников целиком.

«Откуда ты знаешь, мой сладкий? Разве я тебя уже проглатывала?»

Не помню. Ничего такого не помню. Но откуда-то знаю.

«Забудь и наслаждайся любовью. Слишком много было боли, слишком мало любви…»

Рука медленно мастурбирует меня. Время останавливается. Чтобы запустить его снова, требуется гигантское усилие воли. Я кончаю и нажимаю на спуск одновременно. Можно сказать, стреляю из обоих стволов. Маска раскалывается; фрагменты лица мгновенно складываются по-новому — это тоже лицо, но совершенно другое, и то, что у него нет глаз, а рот перекошен, не имеет значения.

«Зачем ты так поступаешь с нами, дружок, — укоризненно шепчет тьма. Деформированные губы — словно разорванные черви. — Убиваешь нас любовью… Но и здесь хорошо… Давай сделаем это снова…»

У меня в джинсах растекается стремительно остывающая сперма. Такое впечатление, что обоссался от страха. При каждом шаге ощущаю омерзительный холод в паху и на бедрах. Становится трудно дышать. Это истлевшее платье накрывает лицо. Сдираю его, будто паутину. Вижу искаженную маску, плывущую сбоку от меня и чуть позади. Ниточка шепота, протянувшаяся к моему уху, готова вот-вот оборваться. А я еще не услышал чего-то важного…

Рукав смокинга у меня на плече. Дружеское поглаживание. Представляю, что было бы с кротом, попади он на этот безумный карнавал! Но нет, это забава для избранных, эти «артисты» явились специально по мою душу. Это приглашение присоединиться к славной компании обреченных. Тут веселятся до сих пор, прожигают уже потерянную жизнь.

«Разве ты не один из нас?»

А как насчет парня, оставшегося («или брошенного тобой?») в машине? Его они тоже обрабатывают? Надеюсь, он в безопасности. Но все равно — мне лучше поспешить. Невзирая на дымящуюся сигару, что парит чуть выше пустого рукава. На ней следы от зубов. А дым навевает морок.

Ты снова и снова приходишь сюда. Здесь женщины, прячущиеся в сумерках от наступающей старости. А те, что помоложе, мечтают подороже себя продать. Здесь друзья, в обнимку с которыми ты совершаешь медленную и, в общем, приятную прогулку к смерти. Здесь тебе кажется, что ты чего-то стоишь, и очередная интрижка поддерживает тебя в твоем заблуждении. Здесь каждый лжет каждому и самому себе. Это такой удобный неписанный закон. Кодекс бесчестья, превращенный в свою противоположность. Непристойна только бедность… Женская кожа пахнет деньгами. Тебе нравится этот запах. Он вызывает ностальгию по тем временам, когда деньги пахли женской кожей… Деньги — твоя Тень. Кровь Спасителя в золотой чаше — символ твоей религии. На рождественской распродаже ты купил себе карманного бога, с которым беседуешь ночами по мобильному телефону, когда твои любовницы засыпают… Потом все застилает кокаиновая метель в хрустальном шаре провидицы. Изморозь выпадает на твоих извилинах… Подкрадывается старость, и ты покупаешь врачей, которые делают тебя младенцем. Ты проживёшь эту жизнь снова. Ночи схлынут, как пена шампанского. Проклятые безмозглые детки промотают все отвоеванное у мира с таким трудом, все обретенное в обмен на время, совесть и самоуважение.