Шесть часов прошло. Будто мгновение миновало, незаметно и беспамятно. Украденное время. А как насчет жизни?

Левой рукой вытираю пот со лба. Правой ничего не чувствую. Опускаю голову, чтобы убедиться — рука еще при мне, пистолет тоже.

Как ты сделала это, старая сука?

Ладно, уже не важно. Надо убить ее, и пройдет наваждение. Это будет непросто — брюхом чувствую. Там снова шевелится огромный холодный слизняк.

Поднимаю пистолет. Ох, как тяжело… Все вокруг вспыхивает и наливается жидким свинцом. В этом свечении вижу, как падающая в сторону от солнца тень старухи начинает сокращаться, подползает к ее ногам верным черным псом, затем поднимается, очерчивая силуэт своей госпожи траурной рамкой, наконец отделяется от нее и, вырастая, становится огромным, неразличимо темным существом.

Телохранитель-тень. Слышал о таком дерьме от кротов. Что бы я делал, как выживал, если бы при случае не заставлял раненых или подыхающих тварей делиться информацией. Честно говоря, иногда даже получал удовольствие. А насчет телохранителей — думал, это сказочки для детишек. Должна же быть у слепых своя мифология, свои страшилки и герои, зародыши черной, как ночь, фантазии.

И вот мне урок. Довелось убедиться, что некоторые пугала реальны. Значит, реальным может оказаться и многое другое.

Но тогда полуголая тощая старуха — одна из двенадцати легендарных Матерей Ночи. Может быть, даже первая Мать. Ей лет двести, не меньше. Господи, столько не живут… если она вообще живая.

Приходится напомнить себе, что моя настоящая проблема — уже не старуха. Моя проблема воздвиглась справа от нее и вооружена двуствольным дробовиком, каждый заряд которого способен содрать мясо с моих костей. Это поневоле вызывает уважение, и в моем представлении тень становится Тенью.

У Тени нет рта, зато есть дыры на месте глаз, через которые проникает свет. Откуда? Об этом я не хочу даже думать. Эти невероятные «глаза» — будто провалы в стене из тлеющих углей; пустоты, вырезанные в черноте; две норы, прорытые с изнанки мира.

Два луча, тонкие как нити, упираются в меня в области сердца и начинают подниматься. Я осознаю, что, если так пойдет и дальше, через секунду они меня ослепят. Закрываю глаза и сдвигаюсь на шаг вправо. Обретаю свободу и легкость.

Мы стреляем одновременно.

Тень промахивается. Заряд картечи проделывает в двери такую дыру, что сама дверь почти теряет смысл. Правда, об этом я узнаю чуть позже. А в тот момент у меня вообще нет мыслей. Я зависаю где-то в промежутке жизни и смерти. Полшага и доли секунды в обе стороны.

Я не промахиваюсь. Но это ничего не значит. Точнее, не означает для меня ничего хорошего. Моя пуля проделывает в Тени еще одну дыру, из которой ударяет луч слепящего света. Ни секунды не сомневаюсь: изрешети я ее из автомата — и мне же будет хуже, она превратится в источник убийственного сияния, сравнимого по яркости с электрической дугой.

Так что продолжать стрелять не в моих интересах. В моих интересах бежать поскорее и подальше — если еще осталась возможность. В последнем я сомневаюсь. Лучи, будто указующие пальцы некой системы наведения, снова сходятся у меня на груди. Идеальная триангуляция. Теперь ублюдок Матери Ночи не промахнется…

В этот момент старуха останавливает кино. Тень замирает, лучи превращаются в тусклые серые нити, похожие на горизонтальные непровисающие струйки пепла, над которыми не властно земное притяжение. Стволы дробовика немного опускаются, но это как-то не утешает — теперь они направлены мне в пах.

— Зрячий, — произносит Мать Ночи с непонятным выражением. Ее голос звучит моложе, чем можно подумать, глядя на рот дохлой ящерицы, над которой роятся мухи.

— Как ты узнала? — Вопроса глупее не придумаешь. Двигаю языком, чтобы потянуть время.