Стоя внизу, Ник наблюдал, как Лиф карабкается на дерево, пока густая листва не скрыла его. В душе Ника происходила скрытая борьба: веснушчатый мальчик вызывал истинное сочувствие, но и печальные мысли о своей собственной смерти не покидали. Ник не знал, что и думать. Его мутило, и он поражался тому, что такое вообще может быть — ведь у него, по сути, уже не было желудка. Пока Ник раздумывал об этом, его затошнило еще сильнее.

— Да уж, — сказала Элли. — Положение аховое.

У Ника начался приступ гомерического хохота, Элли захихикала вслед за ним. Несмотря на действительно тяжелое положение, дети все еще могли смеяться.

— Нужно принять кое-какие решения, — наконец вымолвила Элли.

Нику решений принимать не хотелось.

— Как ты думаешь, покойники могут испытывать посттравматический шок? — спросил он.

Элли не знала. Ник сцепил пальцы, так же, как и его лицо, навеки испачканные шоколадом, и потер руки. У меня же нет больше физического тела, подумал он, как же я все еще могу ощущать кожу? Возможно, я ее не ощущаю, просто помню, какая она на ощупь. Помнится, многие рассказывали ему, что произойдет после смерти. Однако, умерев, Ник обнаружил совсем другое. Отец Ника когда-то был алкоголиком и исцелился, лишь обратившись к Богу. Мать увлекалась культом Эры Водолея и верила в силу магических кристаллов и реинкарнацию. Пока Ник был жив, ему было тяжело лавировать между убеждениями родителей. Сам мальчик был уверен лишь в том, что однажды обретет твердую веру. Это «однажды» для него так и не настало. Вместо этого он попал сюда — а Страна затерянных душ никак не укладывалась в рамки родительских представлений о жизни после смерти. У Ника был друг, которого звали Ральфи Шерман, который клялся, что переживал ощущения, близкие к смерти (он говорил, что люди спустя короткое время превращаются в муравьев, а свет в конце тоннеля на самом деле горит внутри электрического устройства для умерщвления насекомых). Место, в которое попал Ник, не было похоже ни на чистилище, ни на нирвану, он не родился заново и ни в кого не превратился, и ему пришло в голову, что люди могут верить во что угодно, а Вселенная тем временем живет своей собственной жизнью, о которой мы ничего не знаем.

— По крайней мере, теперь мы знаем, что жизнь после смерти есть, — сказала Элли, но Ник покачал головой, выражая несогласие.

— Это не жизнь после смерти, — сказал он. — Мы до нее не добрались. Это промежуточное состояние, пробел между жизнью и смертью.

Ник вспомнил о том, что видел свет в конце тоннеля, прежде чем врезаться в Элли. Он должен был попасть туда. Мальчику так и не довелось узнать, кто же там, Будда или Иисус, а может быть, свет горел в приемном покое больницы, где ему было суждено заново родиться. Узнает ли он когда-нибудь?

— Как ты думаешь, мы здесь насовсем? — спросил Ник.

— Ты всегда такой пессимист? — отозвалась Элли, сердито посмотрев на Ника.

— Да, обычно.

Ник окинул взглядом окружавший их лес. Такое ли уж это плохое место, чтобы остаться в нем навеки? На рай, конечно, не похоже, но своя прелесть в нем есть. Высокие деревья покрывала густая листва, которая к тому же никогда не опадет. Ник подумал о том, будут ли они испытывать дискомфорт из-за превратностей погоды, влияющей на мир живых. Если нет, то остаться в лесу не так уж и плохо. Мальчик, которого они назвали Лифом, приспособился, значит, и они могут это сделать? Но на тот момент Ника больше интересовал другой вопрос: захотят ли они остаться в лесу?

Лиф сидел в своем доме среди листвы, и вскоре, как он и ожидал, ребята присоединились к нему.