Глава 11

Мистер Бьюкс вернулся домой только в два часа ночи. Хватило времени прийти в себя и пропустить одежду через сушку. Хватило времени избавиться от мертвых птиц во дворе. Пора было налить себе стакан «клубничного сиропа» (мистер Бьюкс любил добавлять его в свои белковые коктейли, он мне нравился – на мою толстую задницу) и подвести итоги.

Пора было полистать похищенный фотоальбом. Тот, где на внутренней стороне обложки черным фломастером было выведено: Ш. БЬЮКС.

Он мог быть чьей угодно коллекцией воспоминаний, хотя самые старые снимки «Полароидом» в альбоме запечатлели события, произошедшие задолго до того, как цветная фотография стала доступна массам. И было удивительно много моментальных снимков такого, что никому в голову не пришло фотографировать.

Вот тянут по бетонному тротуару деревянную лошадку на деревянных колесиках, с веревочной уздечкой, продетой в дырки на ее голове.

Вот голубое, залитое солнцем небо с единственным облаком на нем, облако похоже на кошку, хвост у нее изогнут вопросительным знаком. С нижнего края фотографии к облаку тянутся пухленькие ручки младенца.

Вот крепкая женщина с кривыми зубами чистит картошку над раковиной, на заднем плане радиоприемник в ореховом корпусе светится на кухонной стойке. Подмечая сходство, полагаю, что это мать Шелли и что год, возможно, где-то около 1940-го.

Вот двадцатилетняя красавица с телом олимпийской пловчихи стоит в белом нижнем белье, сложив руки на голой груди, в нахлобученной на голову широкополой шляпе. Она рассматривает себя в зеркале во весь рост. В глубине зеркала отражается и совсем голый мужчина из породы жеребцов, сидящий на краешке матраса. Он хищно ухмыляется и разглядывает женщину с откровенным обожанием. Я с полминуты всматривался в это изображение, прежде чем до меня дошло, что девушка на нем – это сама Шелли, а мужчина сзади нее будущий муж.

Дойдя до середины альбома, я наткнулся на серию из четырех мгновенных снимков, которые неприличием своим повергли меня в шок… четыре снимка, объяснить которые я не в силах. Опять эта девочка – девочка с плюшевым мишкой. Мертвая девочка, которую я видел на фотографиях сознания Финикийца (мыслеграфиях?). Обоим им она была известна.

На этих фотках отображались годы конца шестидесятых – начала семидесятых. На одной девочка сидит на кухонной стойке, щеки ее мокры от слез, на одном колене царапина. Девочка смело прижимает своего мишку к груди, а крупные веснушчатые руки Шелли с пластырем лезут в кадр. На другом снимке Шелли сильными, уверенными пальцами орудует швейной иглой, пришивая к голове Медвежонка Паддингтона его шляпу, а девочка смотрит на это темными печальными глазами. На третьей картинке она спит в роскошной девичьей кроватке, окруженная плюшевыми мишками. Но к груди во сне она крепко прижимает только одного – Паддингтона.

На последней фотографии маленькая девочка лежит мертвой внизу самой крутой в мире каменной лестницы, уткнувшись лицом в расплывающуюся лужицу крови, одна рука откинута в сторону, словно в попытке дотянуться до Паддингтона, оставшегося где-то на середине лестницы.

Не знаю, кто эта девочка. Не дочь Шелли. Кто-то, за кем она присматривала, когда была моложе? Первая ее работа в качестве няни? Та крутая каменная лестница, не похоже, чтоб она была в Купертино, может, в Сан-Франциско.

Нет у меня уверенности, каким образом эта девочка с Медвежонком связана с Шелли и Финикийцем (я уже говорил, что есть многое, чего я не понимаю), зато у меня есть свои представления. По-моему, Финикиец пытался стереть самого себя. Он наведывался к людям, которые знали или могли бы знать его до того, как он стал Финикийцем. По-моему, каждый фотоальбом в его машине принадлежал человеку, кто мог бы помнить о мужчине или мальчике, каким он был до того, как его тело стало нечестивой летописью, написанной на языке, наверное справедливо забытом.