Я предчувствую...

Я предвкушаю...

Я жду...

Я улыбаюсь...»

Энити очнулась оттого, что тёплые солёные ручейки катились по её щекам. Она вынырнула из нежного океана Песни, волны которого мягко перекатывали и укачивали её, властно владели ею. Его могучая сила не была разрушительна, она лишь ласкала и исцеляла. И она любила эту огромную стихию, разумную и всезнающую, как Бог. Пальцы Таори смахнули с её щёк слёзы.

Солнце озаряло струны арфы, прекрасные, совершенные, наполненные тысячами песен – мыслями о песнях, отголосками песен, мечтами о них. О, если бы Энити умела обращаться с этим чудесным инструментом! Королева, угадав порыв её сердца, возобновила игру, и звуки музыки, как стайка бабочек, защекотали всё тело потерянной странницы. Их легчайшие, как пух, поцелуи побуждали закружиться и помчаться на носочках ног, и у Энити вырвался танец.

Её руки взлетали к светлому небу, и оно улыбалось ей, не осуждая за неуклюжесть. Плечи ёжились совсем не грациозно, но падающие лепестки осыпали их аплодисментами за самое главное – за искренность. Её ноги не обладали изящной силой мышц балерины, но казалось, будто сама земля несла её, щекоча атласным ковром травы.

Королева оставила арфу, но музыка продолжала звучать. Белое покрывало на её правом плече реяло в лёгком ветерке, когда она раскрыла руки, словно крылья, навстречу Энити, но не обняла, а обвила ответным танцем. Её движения повторяли движения странницы, угадывая их с мудрой, тактичной чуткостью и ясновидением, какие бы странные и чудные коленца Энити ни выкидывала в порыве своего душевного экстаза. В исполнении Таори они уже не казались нелепыми и неуклюжими, приобретая грацию и красоту. Королева будто переводила на свой язык сбивчивую танцевальную «речь» гостьи, и танец превращался в песню. Куда бы Энити ни кинулась – к деревьям ли, к беседке ли, Таори следовала за ней, порой ограждая её от самых странных причуд, которые грозили неумелой плясунье падением. Её руки ловили и разворачивали Энити, и она была им благодарна за их деликатную мудрость.

В какой-то миг Энити почудилось, будто они с королевой плясали по верхушкам деревьев. А может, так и было... Белое покрывало реяло в розовых лучах и ловило ветер, будто парус, а листва щекотала их ступни. Внезапно испугавшись высоты, Энити потеряла этот летящий, необузданный восторг и ухнула в холодящую бездну бескрылости, но упасть на землю ей не дали объятия королевы. Подхватив её на руки, Таори снесла её вниз по невидимым ступеням и бережно поставила на траву. Твёрдая почва казалась страннице непривычной, будто она шагнула с качающейся палубы корабля на недвижимый берег. Колени подкашивались, грудь захлёбывалась дыханием, сердце грохотало и надрывалось.

«Вот видишь, танцевать вовсе не так трудно, как ты думала, – прозвучало в голове Энити. – Нужно только отдать себя во власть чувств и следовать за ними».

«Следовать, как корабль следует за ветром», – вырвалось у Энити. Ого, а она и не знала, что в душе она – поэт!

«Да, примерно так», – и дыхание королевы коснулось её лба.

Энити осмелилась дотронуться до точёного бронзового плеча Таори.

«Я не знаю, какое название дать этому танцу. Ничего не приходит в голову, в мыслях – одна сумятица и сумбур...»

Глаза королевы ласкали её вечерним теплом.

«Он родился как отклик на мою Песню. Это лучше, чем тысячи хвалебных слов».

Её золотистая рука поймала пальцы Энити и легонько сжала их. Королева вся была мерцающая и золотая, как статуэтка, покрытая звёздной пылью.

«Назовём его танцем искренности», – сказала она.

Прекрасно выспавшись, Энити не чувствовала потребности в ночном отдыхе, и королева осталась бодрствовать вместе с ней.